Отягощенные злом. Разновидности зла

Его оставили в покое, и он так и остался сидеть у огромного морского типа бункера, из которого питалась шестиствольная пушка, главный и единственный калибр самолета. Перед глазами плыли круги, тошнило — от спирта, от перегрузки, от всего. Но он знал, что это не более чем отходняк, надо просто посидеть, и все пройдет. Перед посадкой его побеспокоят, скажут, где сесть и как пристегнуться…

Май 2016 года Северный Кавказ. Чечня. Волчье логово

Северный Кавказ…

Километры и километры гор, быстрые, горные реки, потайные тропы. Схроны с оружием. Спокойно здесь не было никогда, особенно в Чечне. Разбои, грабежи, налеты. Окончательно Чечню замирили в семидесятых, но спокойствия тут прибавилось лишь немного. Какие-то тейпы служили Белому Царю, какие-то работали, какие-то разбойничали…

— Ас саламу алейкум!

Небольшой строй пацанов в камуфляжной форме стоит на плацу объекта, известного как Волчье логово. Всем им по четырнадцать лет, все — чеченцы. Суровые, светлокожие, более светлые, чем у русских сверстников, лица, кое у кого уже пробиваются усы и борода. Камуфляж, принятый в русской армии, но у каждого на поясе серебрится родовой кинжал. Все — крепкие, с тонкой, утянутой ремнем до предела талией, короткие, но не такие, как в русской армии, стрижки. Почти все черноволосые, трое рыжих, но светловолосых ни одного. На казарме — совершенный сюр: слева портрет Его Величества Императора Николая в форме Дикой дивизии, справа — портрет имама Шамиля, долгие годы воевавшего с Россией. Кстати, сын имама Шамиля стал полковником русской армии.

— Ва алейкум ас салам! — как один, выдыхает строй.

Начальник центра перед строем стоит один, в одиночку. Носатый, с короткой, черной с проседью бородой, крепкий. На камуфляже — нашитые нитками полевые знаки различия бригадного генерала, под погоном — красиво сложенный черный берет с серебристой эмблемой — череп и кости. Командование специальных операций…

Инструктор говорит негромко, но внушительно. Пацаны слушают, затаив дыхание.

— Значит, так, джигиты. К нам приезжают казаки. Как и в прошлом году, как и в позапрошлом году, ва-а-а-а… х. Вас четырнадцать — и их четырнадцать. Они снова вызвали нас на состязание и говорят, что победят. Я в это не верю. Я не верю, что какой-то казак может хоть в чем-то победить нохчу. Верно я говорю?

— Так точно!

— Вас всего четырнадцать, но вы лучшие из лучших. Вы мужчины, и такими же мужчинами были ваши отцы и деды. Вы произошли из лучших родов и уважаемых тейпов, в ваших жилах течет волчья кровь! Мы — дети волков! Волей Аллаха мы заставим казаков бояться даже наших имен, произнесенных вслух! Аллах с нами!

— Аллах с нами!!!

— Отныне вы освобождены от всех дежурств, всех нарядов. Вас не касается ни подъем, ни отбой. Все, чем вы занимаетесь — стрельба, джигитовка, походы по горам и пересеченной местности, рукопашный бой. Перерыв только на сон и принятие пищи. Если кто-то не может больше, тот подойдет и скажет мне об этом.

Молодые джигиты сурово молчат. Все знают, что правило такое есть, но кто подойдет к колоколу, тот станет позором всего тейпа.

— Разойтись. Через двадцать минут собраться здесь же. Автомат, пять боекомплектов. До второго стрельбища пойдем пешком, спускаться будем тоже пешком. Транспорт — больше не для вас. Вопросы?

Строй молчит.

— Разошлись!

— Петров…

Высокий, не в отца, а в дядю, молодой казачина сделал вид, что не слышал за надсадным ревом двигателя.

— Мишка! Дылда!

Казак мгновенно вскинулся, одним кистевым движением руки бросил в шутника монету, которую перебирал между пальцев. Не в лицо.

— Черт… совсем сбрендил…

— Это он после Маньки такой… взрывной.

— То-то он с ней на танцульцах-то обжимался…

— Мишк, а Мишк! Раз обгулял, то и женись! А в приданое долю в элеваторе проси! Нехай не обеднеют!

Это было уже слишком — Дылда хотел «прислать» шутнику по морде, но не успел: вмешался их инструктор, ехавший в том же самом кузове:

— Цыц! Взгакались, как бабы! Христиан!

— Я, господин полковник! — вскинулся белобрысый, совсем похожий на русского казачонок, который отпускал такие рискованные шутки.

— Завидуй молча. Не слышу!

— Есть…

Казачата захихикали, пряча смешки в кулак.