Отягощенные злом

Николай сделал удивительное: выйдя в коридор, он остановился, провел ладонью по не слишком хорошо окрашенной стене, улыбнулся и подмигнул охране и свитским. Те ничего не поняли, но сделали важные и понимающие лица, выражающие готовность к немедленным действиям. А ведь если так рассудить – сама СЕИВК девятиэтажный особняк на окраине не так давно отгрохала, да и стены там явно не суриком крашены…

Вышли на улицу. Снег перестал, зато полил дождь. Мелкий, моросящий. Николай быстро шел вперед, к сухим докам и к сдерживаемой заводской охраной и полицейскими исправниками толпе рабочих верфи. Небо будто плакало…

Выстрел раздался как хлопушка, негромкий треск, точно игрушечного пистона. Один – и тут же еще три, один за другим, в темпе пулеметной очереди. Затем еще два. Только когда один из преображенцев – два метра, косая сажень в плечах – споткнулся и растянулся во весь рост на бетоне, все как из оцепенения вышли. Было сыро, холодно, мерзко, все продрогли, промочили ноги и думали только об этом…

– Справа вверху! – крикнул кто-то.

И мы побежали вперед…

Я шел слева от Государя, отставая на несколько шагов, сразу за двумя казаками Императорского конвоя, охраняющими Николая. Стрелка я не видел и, к стыду своему, не понял, что происходит, пока казаки не бросились на Царя, чтобы прикрыть собой. Но так получилось, что путь вперед был свободен, и я побежал вперед, а за мной еще кто-то. Оружия у меня не было, но мне на это было плевать…

Исправники и заводская охрана просто растерялись, не зная, что делать, они не сдержали толпу, и люди бросились к своему Государю. Навстречу нам.

Меня едва не сшибли с ног – не знаю, как устоял. Лавируя, отпихиваясь от бегущих людей, мы продвигались вперед, кто-то что-то кричал. На тот момент я почему-то не воспринимал ситуацию как что-то серьезное, мне казалось, что в Николая даже не попали. Выстрелы были похожи на пистолетные, а из пистолета на большой дистанции попасть очень сложно…

Навстречу попался исправник – набухающий черным синяк под глазом, пистолет в руке. Тоже растерян и не знает, что делать. Я рванул его за рукав шинели:

– Давай за мной!

Напор толпы уже спал, под ногами хрустят пластиковые стаканчики: в ожидании Государя рабочие грелись горячим чаем. Снег и лед – на бетонных стапелях и причалах, черные громады доков. Куда бежать – непонятно. Господи… даже вертолета ведь нет.

Еще один выстрел, на сей раз совсем рядом, – и жалкий заячий вскрик, перекрещенный чьим-то могучим ревом.

– Туда!

Проскочили один из доков, перескочили наскоро сварганенную трибуну, полетели вниз – именно полетели, я упал так, что искры из глаз, на адреналине тут же вскочил. У второго дока – небольшая волнующаяся толпа, какие-то вскрики.

– Стреляй!

И едва успел отбить ствол вверх. Воистину заставь дурака богу молиться…

– В воздух, дурень!

Подбежал еще кто-то, из преображенцев и исправников, и небольшой кучкой мы бросились на толпу, расталкивая и расшвыривая ее. Среди корабелов хлюпиков нет, работа мужская, в основном архангельские мужики работают, такие, что и медведя заборют, но как-то удавалось прорываться вперед. Люди неохотно расступались…

В центре всей этой катавасии какой-то детина кого-то топтал… как казачка танцевал. Мы бросились на него вдвоем, я и исправник, детина повел плечами… как танк, право слово. Я ударил его коленом… получилось не так хорошо, но он все же обратил на нас внимание, начал поворачиваться с каким-то ворчанием.

– Стой! Стой, говорю!

Я отступил на шаг. Краем глаза заметил лежащего на бетоне, в тесном кругу рабочих, человека в толстом, теплом зимнем пальто. Кепка отброшена в сторону, лежит втоптанная в грязь.

– Не убивай! Не убивай!

Только тут я увидел, что мужик ранен, хотя ему, видимо, было все равно.

– Пахома убил… – сказал мужик.

Этого не хватало…

– Это террорист, – сказал я, – ему все равно петля. Зачем грех на душу берешь? Пускай все по закону будет.

Кожей чувствую: сейчас стоит что-то кому-то заорать – и затопчут и нас вместе с этим ублюдком. Хоть мы и не покусители ни разу – а в бетон втопчут.

Рабочий шагнул назад. Еще один из первых рядов толпы шатнулся вперед, пнул избитого под ребра.

– Гнида сицилистская… – веско сказал он, – чтоб тебе и на том свете покоя не было…

– Машину сюда! – закричал кто-то. – Машину!

– Давайте его к катеру! – крикнул я. – Мужики, несите его к катеру! Отправим в Петербург на катере!

И в этот момент вдалеке громыхнул гулкий хлопок… как камера у авто лопнула, от которого у меня сердце сжалось. Потому что я слышал такое много раз…

Причаливая к кронштадтскому пирсу – мы шли на разъездном заводском теплоходике, – я увидел группу офицеров на пирсе, в полной форме. Первое, что они мне сказали, когда удалось ошвартоваться при бьющей в пирс мелкой, но злой волне, – Его Императорское Величество Император Николай Третий Романов скончался…

Террористы

Дорога на Гельсингфорс