Кнут Гамсун (настоящая фамилия — Педерсен) родился 4 августа 1859 года, на севере Норвегии, в местечке Лом в Гюдсбранндале, в семье сельского портного. В юности учился на сапожника, с 14 лет вел скитальческую жизнь. лауреат Нобелевской премии (1920).Имел исключительную популярность в России в предреволюционные годы. Задолго до пособничества нацистам (за что был судим у себя в Норвегии).
Проза / Классическая проза18+Кнутъ Гамсунъ
Отъявленный плутъ
Дорогой читатель! Я встртилъ этого человка на кладбищ. Я и пальцемъ не пошевельнулъ, чтобы войти съ нимъ въ какія-нибудь отношенія, но онъ тотчасъ же завладлъ мной. Я только слъ на скамью, на которой онъ уже сидлъ до меня, и спросилъ:
— Не помшаю ли я вамъ?
И онъ сейчасъ же началъ:
— Нтъ, вы нисколько мн не мшаете! — сказалъ онъ и подвинулся, чтобы датъ мн мсто. — Я вотъ сижу здсь и смотрю на вс эти мертвыя богатства.
И онъ движеніемъ руки указалъ на могилы. Мы находились на кладбищ Христа.
Чмъ ближе подвигалось время къ полдню, тмъ оживленне становилось тамъ: каменщики и другіе рабочіе прошли одинъ за другимъ, старый сторожъ сидлъ уже въ своей будк и читалъ газету. То тамъ, то здсь появлялись женщины въ траур; он сажали цвты, поливали ихъ или подрзали слишкомъ высокую траву. И птицы громко чирикали среди втвей огромныхъ каштановыхъ деревьевъ.
Мой сосдъ былъ мн совершенно незнакомъ; онъ былъ еще довольно молодъ, широкоплечъ, плохо выбритъ и въ сильно поношенномъ костюм. Морщины на лбу, громкій, полный особенной важности голосъ, привычка какъ-то вдумчиво щуриться во время разговора — все это вмст взятое длало его тмъ, что обыкновенно называютъ опытнымъ и видавшимъ виды человкомъ.
— Вы здсь чужой?
— Я провелъ девять лтъ вдали отъ этой мстности.
Онъ откинулся на спинку скамьи, вытянулъ ноги и продолжалъ смотрть на могилы. Изъ кармана его пальто торчали нмецкія и французскія газеты.
— Какъ грустно на такомъ кладбищ! Сколько мертвыхъ собрано тутъ въ одномъ мст! Сколько убитыхъ силъ, и какъ мало он достигли!
— Что вы хотите этимъ сказать? — спросилъ я.
— Да вдь это мсто погребенія солдатъ.
«А, вотъ что. Значитъ — это вчный миръ!» — подумалъ я про себя. Онъ же продолжалъ:
— Но постыдне всего — это культъ, который воздаютъ мертвымъ, этотъ современный способъ оплакиванія умершихъ…
— Ну, да вдь это можно назвать просто набожною безцльностью.
Онъ быстро выпрямился.
— Разв вы не знаете, что на эти могилы затрачено цлое состояніе въ одномъ даже гранит! А затмъ еще раскидываютъ по песку дорого стоящіе цвты, заводятъ удобныя скамьи, чтобы на нихъ сидть и оплакивать покойниковъ. Воздвигаютъ какіе-то мраморные кумиры, знаете, изъ тхъ мраморныхъ каменоломенъ, которыя находятся тамъ наверху, въ Грейфенберг,- однимъ словомъ, здсь цлое окаменлое состояніе. Кладбище — это самое богатое и мене всего подвергающееся банкротству мсто въ город… Не правда ли, это даетъ пищу уму, тутъ есть надъ чмъ подумать! Однажды вложенное сюда состояніе остается здсь, оно неприкосновенно, потому что оно мертвое. Оно только требуетъ управленія, т.-е. надзора за собой, требуетъ слезъ, цвтовъ, которые лежатъ и вянутъ на песчаныхъ холмахъ, внковъ, доходящихъ до пятидесяти кронъ за штуку…
«Соціалистъ, — подумалъ я, — какой-нибудь странствующій ремесленникъ, побывавшій за границей и научившійся тамъ кричать о капитал и капиталистахъ».
— Вы, кажется, тоже чужой въ этомъ город? — спросилъ онъ.
— Да.
Онъ опять откинулся назадъ, прислонился къ спинк скамьи и сталъ думать и щуриться, щуриться и думать.
Двое стариковъ медленно прошли мимо насъ. Оба шли, опираясь на палки, сгорбленные, грустнопокорные, шопотомъ говоря другъ съ другомъ, — быть можетъ, родители, идущіе навстить могилы дтей. Порывъ втра пронесся по кладбищу, поднимая и крутя пыль, остатки увядшихъ цвтовъ и шелестя упавшей и уже высушенной солнцемъ листвой, покрывавшей дорожки.
— Смотрите, — вдругъ заговорилъ онъ, не мяяя своей позы, только слегка указывая глазами на дорожку. — Видите вы эту даму, которая идетъ прямо на насъ? Обратите на нее вниманіе, когда она пройдетъ совсмъ близко.
Ничего не могло быть легче этого: она почти коснулась насъ своимъ чернымъ платьемъ, и ея длинная траурная вуаль задла наши шляпы.
Маленькая двочка слдовала за ней, неся цвты, а совсмъ позади шла женщина, держа въ рукахъ грабли и лейку. Затмъ он исчезли изъ вида на поворот къ нижней части кладбища.
— Ну? — спросилъ онъ.
— Ну? — отвтилъ я.
— Вы ничего не замтили?
— Ничего необыкновеннаго! Она только взглянула на насъ.
— Прошу извиненія, — она посмотрла на меня. Вы улыбаетесь и собираетесь убждать меня, что изъ-за этого между нами не возгорится ссоры? Дло въ томъ, что нсколько дней тому назадъ она вотъ точно такъ же прошла здсь. Я тутъ сидлъ съ могильщикомъ и старался привить ему немного презрнія къ его ремеслу.
— Но скажите, пожалуйста, зачмъ?
— Да потому, что онъ безполезно роетъ землю къ великому вреду живущихъ, которые должны жить землей.
«А, значитъ, это несчастный заблуждающійся вольнодумецъ, — подумалъ я про себя. — Да гд же можно найти въ священномъ писаніи, что умершихъ не слдуетъ погребать въ земл? Ну, ты становишься уже скучнымъ».