Отказ

Джордж был студентом колледжа и страдал от того, что, пока занимался, он ел не переставая. Он мечтал учиться дальше на фармацевта и, готовясь к приемным экзаменам, уже набрал более пятидесяти фунтов.

– А что будет, если вы не поступите?

– Мои родители этого не переживут! Я не смогу посмотреть им в глаза!

– Джордж, ваша цель прекрасна, и ваша серьезная работа ради ее достижения достойна всяческой похвалы. Но психологическая нагрузка слишком велика для вас. Страх провала мешает вам добиться успеха.

– Верно! Я так волнуюсь, что никак не могу сосредоточиться.

– Поговорите со своими родителями. Расскажите им, что вы чувствуете.

– Это невозможно. Они не поймут.

– Вы должны постараться объяснить им все. Скажите: «Мама, папа, я усердно занимаюсь, но боюсь, что если я не поступлю, вы будете очень разочарованы и, может быть, даже перестанете меня любить и принимать меня таким, какой я есть».

– Они сделают вид, что это мои фантазии.

– Тогда вам придется проявить настойчивость. Добивайтесь откровенности.

– Это уж слишком. Не знаю, смогу ли я это сделать.

– Джордж, смелости не нужно, чтобы делать то, что и так легко. Она нужна, чтобы преодолевать собственную робость. Но вы будете больше уважать себя, если скажете правду, даже рискуя вызвать гнев или неприятие. А сделав это, вы почувствуете себя раскрепощенным. В прямом эфире доктор Сара Ринсли.

Когда закончилась моя двухчасовая передача, Майк, управляющий, пригласил меня к себе в кабинет. Это был плотный мужчина, он всегда носил белые рубашки и подтяжки совершенно диких расцветок. Его ненасытное честолюбие уже послужило причиной нескольких стычек между нами. В течение десяти минут он умасливал меня льстивыми замечаниями о том, как я популярна, и как он меня уважает.

– Что дальше? – прервала его я.

Он просунул большие пальцы под подтяжки.

– Так вот, у вас высокий рейтинг, это всем известно. Было бы замечательно, если бы вы устраивали специальные дни… для жен транссексуалов, для влюбленных друг в друга кровных родственников, для женщин, которые выходят замуж за смертников, и тому подобных.

Я покачала головой и немедленно встала.

– Это не для меня. Если вам это нужно, попросите кого-нибудь еще.

– Ну-ну, присядьте на минутку. Ведь я только что сказал вам, как вас ценят. Вот поэтому-то у вас и должно все получиться. Вы – мастер! Вы не какой-нибудь паршивенький докторишка. Поэтому, если с подобными людьми будете говорить вы, они почувствуют себя совершенно иначе.

– Нет. Нет, нет и нет. На каждую жену транссексуала приходится двадцать жен, находящихся в состоянии такой депрессии, что они с трудом заставляют себя подняться с постели. На каждый брак кровных родственников приходится двадцать обычных браков, в которых что-то не сложилось. Я беседую с людьми по радио, чтобы остальные смогли у них поучиться, а вовсе не для того, чтобы возбуждать любопытство слушателей. Это не цирк!

Вы знаете, почему у меня высокий рейтинг? Потому что большинство людей хотят научиться самому главному – любить, рисковать, нести ответственность за собственные поступки.

Черт побери, мне нравится эта передача в ее настоящем виде. Люди шлют мне письма и рассказывают, как я изменила их жизни. Зачем сужать этот круг и превращать передачу в перекличку неполноценных? Забудьте об этом, Майк. Это не для меня. Кроме того, я думаю, что и мой рейтинг от этого упадет.

Из ящика стола он вытащил зубочистку и принялся за свои зубы.

– Вы могли бы использовать этих людей, чтобы проиллюстрировать то, что вы хотите сказать остальным.

– Довольно! Я не хочу использовать этих людей.

– Ну хорошо. Давайте пока оставим это, – согласился он, улыбаясь и вращая глазами.

Умберто встретил меня у дверей «Парадиза». В зале, утопавшем в цветах, царили тишина и приятный полумрак. На нашем столике уже стояло шампанское в ведерке со льдом, мы чокнулись, и я сразу выпила свой бокал.

Умберто смотрел на меня с участием и интересом.

– Я слышал вашу передачу, – сказал он. – По-моему, вы замечательно ответили девушке, звонившей по поводу пластической операции. Есть женщины, которые столько раз подтягивали кожу, что с трудом закрывают рот.

– Да, но ведь так трудно смириться с тем, что ты стареешь. Кажется, что уходит только твоя красота.

– Я об этом не думал. Это действительно печально. Как быстро он все понимает, подумала я. Как он заботлив. Замечательное качество для мужчины!

– А я хотел расспросить вас о людях с ненормально повышенным аппетитом. Как они могут испытывать одновременно и голод, и отвращение к пище?

– Это «расщепление», тенденция считать что-то или исключительно хорошим, или исключительно плохим. Еда, стоящая перед человеком с ненормально повышенным аппетитом, – хорошая. А как только он проглатывает ее, она становится отвратительной, ему кажется, что он проглотил яд.

– Любопытно. Может быть, поэтому люди бегут в новый ресторан, а через несколько месяцев его отвергают?

– Конечно. Все новое – хорошее, великолепное, красивое, а старое – уже не нужно, уже в прошлом.

– Может, мне открыть ресторан под названием «Только хорошее»?