Отказать королю

Мое прибытие ко двору почти не вызвало интереса и могло остаться вообще не замеченным, если бы не одно досадное недоразумение. Я потребовала, чтобы меня провели в спальню фрейлин. Но, когда я появилась там, ожидая найти постель и место для хранения своих сундуков, оказалось, что я ошиблась. Сэр Лайонел выхлопотал для меня место постельничей леди Анны, а отнюдь не фрейлины. Должность эта стояла гораздо ниже в дворцовой иерархии, нежели почетный пост фрейлины, но она давала мне возможность войти в ближайшее окружение леди Анны. Ведь я должна буду прислуживать ей в спальне и выполнять ее самые интимные поручения.

Я не слишком расстроилась из-за такого понижения в придворном звании, но моя новая должность имела один очень существенный недостаток: если фрейлина не могла быть замужней дамой, то постельничей не возбранялось иметь мужа. В первый день моего пребывания в Виндзоре я страшно боялась, что сейчас появится сэр Лайонел и поведет меня под венец, несмотря на все мои ухищрения. Я смогла вздохнуть спокойно только тогда, когда убедилась, что он отбыл в Корнуолл для выполнения своих обязанностей.

Лорд — управляющий двором отвел мне маленькую комнатку без окон на некотором расстоянии от спальни леди Анны. В ней едва нашлось место для моих сундуков и для раскладной кровати, а также для еще одной маленькой кровати, задвигаемой под нее, на которой предстояло спать Эдит.

— Как здесь тесно, — пожаловалась моя верная служанка. Она стояла посреди нашей комнатушки, уперев руки в боки, и с неодобрением оглядывалась по сторонам. Не только я опустилась на ступеньку ниже, но и ее утянула с собой.

— В тесноте, да не в обиде, — ответила я, пытаясь не терять присутствия духа в любых обстоятельствах. — Зато эта комната принадлежит нам одним. И над кроватью есть балдахин с драпировкой.

Эдит даже не потрудилась мне ответить. Она прекрасно видела, как, впрочем, и я, что драпировки эти изготовлены из шерстяной ткани унылого темно-зеленого цвета и кое-где трачены молью. Никаких гобеленов или ковров на стенах не было, и ничто не защищало нас от холода, которым несло от голого камня. Угля для жаровни не было, и нам нечем было согревать нашу спальню. Да и сама жаровня, по правде говоря, тоже отсутствовала. Хотя на дворе стоял июнь, ночью мы вынуждены были натянуть на себя кое-что еще из одежды, тесно прижаться друг к другу и укрыться для тепла дорожными плащами.

На следующее утро я явилась за указаниями к лорду-управляющему, и он сообщил мне о моих обязанностях. Они были простыми, но такими, которые скорее пристало выполнять простой служанке, а не бывшей фрейлине принцессы. Я должна была чистить одежду, наполнять кувшины вином, водой и элем, а также выносить оловянный ночной горшок, спрятанный под специальным табуретом в уборной леди Анны.

Первые несколько дней моя новая хозяйка не обращала на меня никакого внимания. Можно было подумать, что она меня не узнала, ведь мы разговаривали всего дважды, и то несколько лет назад, но леди Анна, помимо острого ума, была наделена и цепкой памятью, и потому я нисколько не удивилась, когда в один прекрасный день она обратилась ко мне по имени.

— Томасина Лодж, причеши меня! — распорядилась она.

Волосы у леди Анны были густыми и красивыми, и она ими так гордилась, что отказывалась носить высокие чепцы, полностью скрывающие прическу. Она предпочитала головной убор, именовавшийся «французский чепец», или «арселе»[93], а иногда обходилась только маленькой шапочкой и сеткой, удерживавшей ее локоны.

Я взяла гребень из слоновой кости, богато украшенный драгоценными камнями, и с некоторым трепетом принялась за свою работу, чувствуя, что леди Анна обратила на меня внимание неспроста.

— Насколько я помню, твоим опекуном был сэр Лайонел Даггет, — обронила она, когда я принялась осторожно разбирать спутавшиеся за время сна пряди.

— Он и остается моим опекуном.

Леди Анна рассмеялась резким и немного пугающим смехом:

— Неужели? Сколько тебе лет?

— Девятнадцать, миледи.

— И ты все еще не замужем?

— Нет, миледи.

— Что ж, Томасина Лодж, думаю, мне следует просветить тебя относительно законов об опекунстве. Я их неплохо изучила, потому что имею на своем попечении нескольких детишек, в том числе Генри Кэри, сына моей бедной милой сестрички.

Она послала быструю улыбку той, о которой заговорила, — присутствовавшей здесь же леди Мэри Рочфорд, вдове придворного Уильяма Кэри, умершего несколько лет назад от потницы.

Леди Мэри совершенно не походила на свою младшую сестру. Если Анна была стройной, темноволосой, смуглой и беспокойной, то Мэри имела округлый стан, светлые волосы, белый лоб и покладистый, легкий нрав.

— Значит, тебе еще не было четырнадцати, когда твой отец умер?

— Нет, не было, миледи.

— Жаль. Тогда бы все его земли перешли прямо тебе в руки. И вопрос об управлении твоим наследством вообще не выносился бы на рассмотрение суда по делам опекунства.

— Да, мне так сказали, миледи.