– Тогда было безумно все бедно.
– И ты считал себя королем жизни.
– Никогда не считал себя королем жизни! Я приехал с одним малым… Он привозил сюда часы фальшивые – это был тогда тут ходовой товар – и дарил своим друзьям. И при этом говорил: «Вот видишь, я все-таки приехал сюда победителем». А я абсолютно не приехал никаким победителем. Я и уезжал не побеждать, не за хорошей жизнью – я не был экономическим эмигрантом. Я любил всю жизнь иностранные языки: французский, немецкий, английский, итальянский. Мне хотелось посмотреть мир. Я был молод. Мне хотелось поиметь итальянку, француженку… Гм. Потом, когда я приехал сюда снова, то увидел друзей, с которыми не порывал связи. Я каким-то образом давал о себе знать, и они тоже давали о себе знать. Через телефонные разговоры, через письма, подарки, которые мне удавалось с кем-то передать… Ты даже не можешь себе представить, как меня просили прислать…
– Джинсы?
– Да, джинсы…
– Можем себе представить. Все хотели джинсы.
– Я тоже мечтал про джинсы, когда был молодым человеком в Ленинграде…
– Когда уезжал, ты прекрасно знал, что тебя будет мучить ностальгия. Хотя она, кстати, не особо сильно мучает на самом деле.
– Ностальгия? Это не ностальгия. Ведь еще римляне говорили: ubi bene, ibi patria – где хорошо, там и родина. Но я-то так не считал. Первые годы жизни за границей я был чудовищно зол на правительство русское, советское, которое заставило меня уехать…
– А если б тебя выпустили, ты бы месяц побыл и уехал домой.
– Определенно! Я бы никогда там не остался. Ты понимаешь, в чем дело… Для меня счастье – это общение. Счастье – это сидеть за столом, имея возможность заплатить за этот стол, угостить своих друзей. Смотреть им в глаза, зная, что у них нет никаких задних мыслей. У нас ничего не было, но мы все как-то жили… Как дети. Была дружба.
– С какого года ты?
– Я с 37-го.
– Ты мог бы быть нашим отцом. А чего ж тогда мы тебя Романом называем? Давай на вы. Как вас по отчеству?
– Ты знаешь, мой друг Богословский как-то закричал в людном месте: Роман Аркадьевич! И тишина вдруг настала. Люди подумали, что сам Абрамович тут.
– А ты был женатым, когда уезжал?
– Нет, я женился в Америке. Моя жена – поразительная женщина. У меня к ней огромная благодарность. Она угробила свою жизнь – ты можешь себе представить? – на этот ресторан и на все, что с ним связано. Это именно она ведет ресторан. Я там только по вечерам. Я то, что называется пиар, понимаешь?
– Если б тебя не было, ресторан умер бы завтра.
– Мне очень повезло. Вообще мои же понятия обо всем – и о ресторанах в том числе – сформировались рано, в Советском Союзе. Бывало, придешь в ресторан какой-то в те далекие годы и сидишь с девушкой. Музыка… И какой-то жлоб обязательно подходил и говорил твоей девушке: позвольте вас пригласить на танец. Девушка не очень хотела с ним танцевать, но они были всегда такие наглые, жлобы в этих ресторанах, что почти всегда начиналась драка. Иногда мне давали, иногда я. Но были места, где никогда не дрались: Дом кино, ЦДЛ, Дом литераторов, Дом журналистов, Дом композиторов, Дом архитекторов… Наверное, оттуда у меня ощущение, что ресторан должен быть для своих, понимаешь? Чтобы там не было хулиганства, плохого поведения… Я всегда мечтал открыть ресторан… Но не для того, чтобы зарабатывать деньги! Я об этом никогда даже и не думал. И у меня никогда не было денег – ни здесь, ни там. Но здесь я зарабатывал своей профессией, я преподавал английский и был синхронным переводчиком. А в Америке это не профессия…
– Так ты синхронист? Это очень тяжело.
– Тяжело, никто не спорит. Но это была здесь, в Советском Союзе, хорошо оплачиваемая работа. Я, например, за перевод кино получал 25 рублей. Понимаешь, да? Что такое 25 рублей? Два часа поработал – и можно слетать в Тбилиси. На билет хватало.
– Или девушку в Москве сводить в кабак.
– Поэтому я говорю, что для меня богатый человек – тот, кто может позволить себе постоянно ходить в ресторан.
– Я должен вам сказать серьезно: здесь, в Москве, очень вкусные рестораны. Очень. Я здесь бываю каждый год… Конечно, во многих не был… Но вот «Пушкин» – очень хороший ресторан. Нигде в мире нет таких русских ресторанов.
– Запад вообще не знает русской кухни.