Отходняк после ящика водки

Господи! Ники, Ники… Слабый, милый, глупый оберст. Вот сейчас даже зла на него нет. Как не вовремя умер его отец. Как не вовремя. Тот был настоящий солдат, он-то пороху понюхал. Не то что Ники. Да и Аликс тоже хороша. Немка называется. Да что уж теперь. Давно это было. Почти тридцать лет назад… Или двадцать пять? Сколько ж мне тогда было? Пятьдесят? Или больше? Не помню уже… Что-то около этого… А ведь Ники младше меня. Жалко его.

Как странно устроена жизнь, снова подумал старик. Совсем еще недавно казалось, что все, о чем я говорил, во что верил, за что боролся, что все это пропало, ушло в никуда, исчезло. Что наступила какая-то неведомая новая жизнь, где все народы объединились, где нет границ и где правит один царь – доллар. Что все мои мечты о великой Германии это бред, что мир стал другим, а все разговоры о нации, ее чести и ее праве – пустой звук откуда-то из средневековья…

Может быть, и так… Но их доконала жадность. Я знал, что все этим кончится! Их подвела жадность! Они не смогли удержаться и в Версале устроили Германии чудовищное аутодафе. Они ее ограбили, изнасиловали и плюнули в ее душу. Они думали, что это им сойдет с рук. Никогда ни один народ в мире не смирился бы с таким унижением. И немцы не смирились. И вот, по прошествии стольких лет, немцы опять говорят теми же словами, что и двадцать пять лет назад: величие нации, ее право, ее честь… Ну разве это не счастье, пусть перед смертью, но убедиться в собственной правоте? Конечно, счастье…

Как странно устроена жизнь. Я, имея все законные права, без устали работая и отдавая все силы счастью моего народа, все равно не добился от него той любви, которую он дарит этому странному австрийцу. Фантастический человек! Воистину неисповедимы пути Господни! Как можно было в размякшей, раскисшей, потерявшей ориентиры стране, стране, парализованной кризисом и упадком, стране сломленной, сдавшейся и ограбленной, воспитать целое поколение патриотов? Поколение чистых белокурых мальчиков, готовых отдать жизнь за любимую Родину! Ох, если бы у меня в восемнадцатом году была хотя бы одна такая дивизия! Я бы с ней вошел в Париж! Я бы по дну Ла-Манша прополз и ворвался в Лондон!