Читаем Отходняк после ящика водки полностью

Отходняк после ящика водки

Альфред Кох , Альфред Рейнгольдович Кох , Игорь Николаевич Свинаренко

Ну и потом, раскрутка звезды, тем более рок-звезды, – это все-таки индустрия, там нужно жестко решать вопросы, а не самовыражаться под кайфом. А Мамонов всегда – и сейчас, и в те времена – был непреклонен: «Я знаю, что занимаюсь независимым искусством, странным, неудобопонятным, что меня любят от силы тысяч десять человек – но зато это люди, которым мое творчество действительно необходимо. Вот для них я и работаю. Я не культмассовый работник, но это мне и не нужно. Я делаю то, что хочу, то, что в душе моей рвется наружу. Я предпочитаю молчать год, чем делать что-то быстро, лишь бы денег заработать».

Это не просто красивые слова про свою самобытность, там все было еще ужасней: Мамонов панически боялся успеха, это был какой-то сверхъестественный мистический ужас! Вот какое признание он сделал сам: «Вся наша компания была хороша тем, что волею судеб ни в чем не участвовала. А как только кто-то становился участником, тут же погибал: или физически, или художественно!» Дальше он приводит примеры: «Едва пошли стадионные денежки, Витя Цой сразу разбился. А был – как солнце! И все свои ранние и истинные песни написал в 19–20 лет. Тот же Гребенщиков в 17 лет по Питеру как ангел ходил! Это был чистейший молоденький мальчик. Однако все происходило в 1972 году или около того. И вот в течение 20 лет его отжимали… Теперь иногда с иронией говорят: «Вот, мол, какие песни пишут Боря и Макаревич!..»

Какая тонкая загадочная материя – вот эта боязнь успеха… И на какой странный неожиданный путь вывела она Мамонова на старости лет! Крутой маршрут – из рокеров в отшельники… У нас чаще по-другому, наоборот, – вон батюшки идут просвещать рокеров, есть такие примеры.

Еще про успех, отношение к нему: одних он притягивает, другие живут как будто в другом от него измерении. Вот что рассказывала журналистам Ольга, жена Мамонова: «В свое время, на сороковой день после смерти Вити Цоя, я позвонила Айзеншпису. «Юр, – говорю, – может, теперь ты нами будешь заниматься?» А он в ответ: «Я вообще-то очень деньги люблю. А с вами последние штаны потеряешь». И ведь, в сущности, он прав: если делать то, что делает наш Мамонов, не только последние штаны продашь, а вообще голым в Африку пойдешь».

Так-то! Рокер – это все-таки не купец какой-нибудь.

Кем только его не называли, с кем только не сравнивали! Вот список: Диоген из бочки, лесной леший, Том Уэйтс (это многократно), музыкальный Достоевский, певец антигламура, скоморох, юродивый, великий и ужасный Фредди Крюгер; уверяли, что его предтечей был сам Высоцкий… Тут уместно вспомнить слова Липницкого, который сравнивал Мамонова «с юродивыми Христа ради, исчезнувшими из нашей жизни окончательно. Так называемые «блаженные похабы» провоцировали жизнь древнерусских городов своими скандалами и сексуальными провокациями и несли в себе нерв спонтанного религиозного (!) огня». Под сексуальными провокациями надо, наверное, понимать песни про секс?

Я к этому добавлю и Льва Толстого, который в жизни Мамонова был, наверное, тем самым, «делать бы жизнь с кого». Сколько совпадений! Вот тебе и успех в искусстве, и отход от него, вместо сочинительства – переход к жанру проповеди, и бегство в деревню, пожалуйста, как по писаному. И, как Софья Андреевна, Ольга беспокоится о том, как обеспечить семью…

Еще легко можно пробросить мостик сравнения к Пушкину и Лермонтову каким-нибудь. Это хиппование на стриту – советский бедный аналог старинной светской жизни, где вместо балов в шикарных особняках – флэты, вместо шампанского – портвейн и шмаль. А еще не забыть про такую важнейшую вещь, как дуэли, бретерство, но только вместо блестящих гвардейских офицеров со шпагами и Лепажем были блатные с заточками; одна такая попала Мамонову чуть не в сердце – но он выжил и получил ТАМ, на грани, некие видения, про которые не рассказывает, и правильно делает…

ИТОГО

Один друг детства Мамонова любит задумчиво рассказывать удивительную историю про Петю, тогда мальчишку лет, может, двенадцати:

– Мы во дворе Большом Каретном играли в футбол, и у нас лопнул мяч. Петя увидел это сверху, пропал на минуту из окна – а после появился в нем с мячом и кинул его нам. Я подумал, что-то мяч вроде слишком большой – но подскочил, чтоб поймать его и отбить головой. Отбил… А это был не мяч, а глобус, и по голове меня стукнуло, как сейчас помню, Гренландией. Неделю я лежал в больнице. А Петя, скинув нам глобус, тут же сбежал этажом ниже и выглянул из соседского окна – как будто он ни при чем…

Ничего красивей этой истории я про Мамонова не слыхал.