Отходняк после ящика водки

Любопытно, что в Семипалатинске расположился Музей изобразительных искусств – неожиданно для этих мест богатый. Он носит имя супругов Невзоровых, которые еще при Советской власти подарили этому заведению свое прекрасное собрание картин. Кто они такие, эти Невзоровы? Почему отдали такие богатства чужим людям, в далекий провинциальный город? Бескорыстные ли они любители искусства или какие грехи замаливали? Или им сделали предложение, от которого они не смогли отказаться? Об этом не принято говорить там. Вскользь только упоминается, что в войну коллекционер Невзоров был неким начальником на строительстве Байкало-Амурской магистрали, где в основном работали зэки.

Идешь по залам простого семипалатинского музея – и вдруг твоему взору открывается сам Венецианов, «Гадание на картах». Обычно, публикуя репродукцию этой картины, в каталогах ставят пометку: «Местонахождение неизвестно». А она вон где! Прежний хозяин, может, сгинул на БАМе – или, наоборот, спас свою жизнь ценой этой картины. Поди знай, как оно было на самом деле…

Приятно, находясь в семипалатинском музее, остановиться на минуту у работ Сильвестра Щедрина, того самого, что вперед барбизонцев додумался рисовать на пленере. Он был, может, первым русским художником, который прекрасно устроился на Западе и жил там своим ремеслом! Если пытаться найти этому современный аналог, то это будет Андрон Кончаловский, который прижился в Голливуде. Кстати, в Семипалатинске есть работа и деда режиссера, художника Кончаловского – с битыми вальдшнепами, головы которых мертво свисают со столешницы. Есть там и выкупленный из крепостных Тропинин, и Левитан с неизменными березками, неплохой Крамской, натюрморт Хруцкого – из тех, с каких делали копии и развешивали по советским домам. «Вид на Валааме» Куинджи, «Башкир» Верещагина – и даже офорт Рембрандта.

Имеется и небольшой Брюллов – там Дафнис, приобняв голую Хлою, уделяет внимание такой малозначительной части ее тела, как большой палец ноги. Гм. При том что она уж сомлела, закрыла глаза. Хорош Суриков, «Боярыня Морозова», акварельный набросок размером с открытку. Саврасов, «Зима в деревне» – трогательная, пронзительная, по-парижски дымчатая картина с ватным каким-то снегом – и еще пара других его работ. Есть и рисунки Фалька – «Обнаженная», к примеру. Они так вроде скромные, достались музею за сущие копейки, но сегодня такие легко улетают с аукционов по 20 тысяч долларов.

Бросается в глаза весьма необычный Шишкин с соснами, но без привычного зеленого цвета, все сплошь серое и грязно-белое. Что так? А так, что Репин не дал Шишкину дописать картину и забрал ее себе, объявив готовой.

Особо надо сказать про Лебедева. Его «Пейзаж с воротами к остерии» настолько теплый и солнечный, что можно хоть полчаса на него пялиться. Лебедев был надеждой русской живописи – но, увы, помер молодым.

Стоит отдельного упоминания – не столько за картины, сколько за судьбу – и представленный тут советский художник Попков. Рассказывают, что его по ошибке застрелили инкассаторы: он на обочине ловил частника, открыл дверь остановившейся машины, сунулся внутрь – и получил пулю в лоб.

Конечно, основу коллекции составили работы из собрания Невзоровых. Но были и другие источники. Что-то музей покупал сам. Тут есть, к примеру, картина Клевера – одна из тех, что вагоном привез в город местный врач Бобов, основатель мединститута. Что-то музей покупал в Москве. В советские времена картины покупались по 15 тысяч рублей! Когда именно, какие, у кого – даже сегодня тут не любят об этом говорить, поскольку не разрешалось тратить на одну картину больше 500 рублей.

ДОСТОЕВСКИЙ

Из всех, кто когда-либо жил в Семипалатинске, самый великий – это, конечно, Достоевский. До сих пор сохранился дом почтальона Ляпухина, в котором Федор Михалыч снимал этаж. Он написал здесь «Село Степанчиково», «Дядюшкин сон» и начал «Бесов». Понятно, что теперь тут музей. Можно посмотреть, как жил классик: спальня и кабинетик, метров по девять, гостиная и столовая – чуть больше, кухня, везде – бедная простенькая мебель…

В те годы, как написал кто-то из современников, «во всем городе (в котором вдобавок не было тогда ни одной мощеной улицы, и некоторые принимали его за деревню) газеты получали человек 10–15, да и не мудрено – люди в то время в Сибири интересовались только картами, попойками, сплетнями и своими торговыми делами».