Отклик мира /небылицы деда Олика/

Семейство Петра Ильича выглядело очень изысканно. Глава семейства – в английской тройке; Анна Степановна – в светлом брючном костюме; Дашка – в голубом платье с пышной юбкой; Маша – в чём-то канареечном, элегантном до умопомрачения.

Когда Вася подошёл и стал здороваться, Пётр Ильич посмотрел на него, лицо очень серьёзное сделал, вроде сердится, только в глазах искорки смеха спрятать забыл или нарочно оставил и говорит: «Негоже, Василий, последние деньги на наряды тратить, эдаким ты сегодня щёголем; сначала даже не понял, кого это Машка за руку тащит. Подумал, может замену тебе нашла». Дашка же с Анной Степановной в знак одобрения большие пальцы вверх тянули.

Только от новой покупки дырка в Васином бюджете образовалась. Хорошо, Контрабас-Барабас помог, друг дяди Миши, Юрий Антонович, успешно сочетавший игру на контрабасе, уступчивый характер, колоритную внешность и неодолимую тягу к модной одежде. Своим необычным псевдонимом он был обязан одной малышке, которая на детском утреннике громко спросила маму, как «большая скрипка» называется, на которой дядя Карабас-Барабас играет. Коллеги решили, что «устами младенца глаголет истина», и появилось это ласково-любовное прозвище. Мягкий нрав и внешность злодея благосклонно приняли новое имя, а тяга к столичным магазинам помогла Василию прикупить великолепные бежевые ботинки почти по приемлемой цене.

Долг Васю тяготил. И он решил, что обязательно найдёт какую-нибудь подработку и деньги, одолженные у дяди Миши, возвратит. Но Михаил Михайлович попросил об этом не думать: «Вернёшь, когда сможешь, а если и не вернёшь – не велика беда, считай, что это мой тебе подарок, как пропуск в новую столичную жизнь».

Потом места в зале занимать пошли. Правда, путь долгим оказался. Пётр Ильич со многими раскланивался, а то и словом обмолвиться останавливался, но в конце концов добрались до своих мест и, как говорится, угнездились.

Конечно, Василий за три месяца, что в консерватории работал, все помещения обошёл (и по работе необходимо было, да и так интересно) – ведь здание старинное, с большой историей. Но на концертах в Большом зале ещё ни разу не был, так как у Маши принципы обучения от отцовских отличались. Ходили только два раза в Малый зал на фортепианные концерты.

Посадили Василия почему-то между Петром Ильичом и Машей. По правде говоря, Васе всё равно было, с кем сидеть, главное, что Маша рядом, а остальное не важно.

Было и прекрасное вступительное слово, и аплодисменты; потом музыка полилась, и Вася так в неё погрузился, что мыслей вообще никаких не стало, только ощущал себя как малую частицу, существующую внутри океана музыки; даже не сразу в себя пришёл, когда антракт объявили.

В антракте подошла Машина подруга и говорит:

– Слушала я Бэлзу и ничего не поняла, о чём он рассказывал.

– Деточка, разве ты в программке не читала, что вступительное слово на французском языке будет, кто не владеет, для тех наушники и синхронный перевод предлагаются.

– Всё-то вы шутите, Пётр Ильич, а я серьёзно говорю, и слушала я внимательно.

– Шучу я, потому что судьба у меня такой; это человек с Кавказа так говорит, потому что русский язык плохо знает.

Светка обиделась:

– Шутку понять могу, не такая тупая.

Пётр Ильич продолжил уже серьёзно:

– Света, когда ты музыку слушала, у тебя проблем с восприятием не было?

– С музыкой не было.

– Вот и хорошо, значит, хоть и непонятные слова были, а своё дело сделали. Шестая симфония Чайковского – вещь непростая для восприятия. Самое главное – Святослав Бэлза своими словами, пусть для тебя и туманными, атмосферу создал, и ты смогла музыку ощутить и понять.

Вася же сидел и задавал себе вопрос: почему же он всё понял, что Бэлза рассказывал? Музыку же не только в звуках, но и в видениях ощущал, как зарождение Вселенной: что-то разворачивалось, сжималось, приходило, множилось, исчезало, правда, цвета были только белый и чёрный; и всё как будто наперёд знал, и новый ещё не прозвучавший звук предугадывал. А последняя часть для него прологом в новую жизнь прозвучала, более светлую, чем нынешняя.

После же слов Петра Ильича понял, что это и рассказ Бэлзы, и Михаил Плетнёв со своим замечательным оркестром, и Пётр Ильич с Машей взяли его под руки и из ямки, где он находился, на горочку подняли; и с этой горочки он всё понял, увидел и осознал. Без них ничего бы с ним такого не случилось, может, и рассказ не понял бы, как Светка, а уж музыку точно в движении не увидел бы, один раз с ним такое и было.

Подумал, что это происходит с человеком, когда другой с ним своим знанием, умением поделиться хочет и щедростью своей души поднимает в выси, до которых сам он ещё не дорос.

И теперь опытом проверено – объединённые усилия урожай богаче приносят.

Предложение руки и сердца

Посвящается моей дорогой сестре Галине, первой слушательнице и мудрой советчице

I