Открой глаза, Фемида!

Ей двадцать три года, родилась в Приднестровье, в семье военного, правда, он уже не служил, когда российскую часть вывели, он не поехал со всеми, потому что в России у них не было ничего. На аренду самого дешевого жилья денег тоже не имелось, а в Молдавии у них оставался дом. Отец занялся ремонтом квартир, потом перебрался в Москву, чтобы уже там заниматься тем же самым. Дома бывал редко, а когда мама выбралась к нему сама, оказалось, что у папы уже другая женщина… Настя окончила университет в Кишиневе, училась на кафедре романских языков, но работы на родине для нее не было, и потому она приехала в Петербург, чтобы устроиться переводчиком или гидом. Подробностями ее личной жизни Высоков, разумеется, не интересовался, понимая, что если бы у нее кто-то был, то любимый человек вступился бы за нее. Но она живет одна, следовательно, ее сердце свободно. Именно так и подумал Владимир Васильевич в радостном предвкушении продолжения такого приятного для него знакомства – даже более чем просто приятного.

А еще она очень любит природу: лесов, конечно, в Молдавии немного, зато лучшие воспоминания детства – это когда отец брал ее с собой на Днестр, где они вдвоем ловили рыбу.

Глава пятая

Высоков шел по коридору здания городского суда, направляясь к своему кабинету, машинально отвечая на приветствия, но думая совсем не о служебных делах. А потому, когда к нему подошел судья Иванов, он даже не понял суть обращенного к нему вопроса.

– Какой пистолет? – переспросил Владимир Васильевич.

– Твое личное оружие.

– Так он не мой: пистолет и выданные патроны являются федеральной собственностью согласно Постановлению правительства номер сто семьдесят.

– Это понятно, – согласился Иванов, – просто я хочу спросить, когда ты в последний раз сдавал нормативы. А то нас уже вторую неделю гоняют на сдачу. Вчера и я сподобился. Судью Кочергину знаешь? Ей за шестьдесят – так и ее загнали на сдачу. Она так сопротивлялась, говорила, что боится всякого оружия, тем более его применять… Сказала, что если на нее и нападут, то она тут же умрет со страху, а про револьвер не вспомнит. Она даже разницы не понимает между пистолетом и револьвером… Я подошел и за нее отстрелялся, выбил двадцать семь очков, чему удивился. В ведомости у нее будут «27», а у меня только «20». Потом еще меня заставили предъявить выданные патроны на предмет их сохранности. А у меня одного не хватало. Хотели акт составить…

Этот разговор был неинтересен Высокову, но он стоял и слушал: Иванова он знал по юридическому факультету: тот учился на два курса старше, был отличником и председателем студенческого совета.

– …На самом деле у меня не хватало целой обоймы: на рыбалку ездил, место пустынное, вот я и потренировался по деревьям. Нарушил, признаю. Потом пришлось просить у брата двоюродного – он заместитель командира батальона Росгвардии… Брат принес только семь… Обещал потом дать еще, но как-то забылось…

– Мне вообще-то надо спешить, – напомнил Высоков, – у меня сегодня приемные часы.

– Да, да, – согласился Иванов и спросил: – А как ты сам к рыбалке относишься? Может, как-нибудь в выходные смотаемся: я классные места знаю.

– Нормально отношусь, только давно не выбирался. А в детстве с отцом часто ездили… – И тут Владимира Васильевича осенило: – Сергей, раз у тебя брат в Росгвардии, значит, он в любом случае связан с разрешительной системой. У меня появилась информация, что директор одной рекламной фирмы хранит в своем служебном сейфе незарегистрированное оружие.

– Без проблем, – обрадовался бывший председатель студкома, – брательник с радостью все сделает: ведь это тоже ему по службе зачтется. Давай координаты фирмы, фамилию руководителя. Но с тебя услуга за услугу: после, как этого рекламиста возьмут, мы с тобой отметим это дело на рыбалке.

– Договорились, – пообещал Высоков.

Достал из кармана записную книжку, открыл на нужной страничке и показал запись, сделанную рукой Насти.

– Какой ты каллиграф! – удивился Иванов и сфотографировал запись на камеру своего мобильного телефона.

Высоков взял из его руки книжку, хотел продолжить движение, но Иванов еще раз его остановил:

– Ты помнишь такого судью Колодина? Тут я вчера рассматривал в суде дело гражданки Кузякиной… смешная фамилия – Кузякина, да она еще Элеонора. Ты представляешь?

– При чем здесь Колодин?

– А ты слушай. Смотрю я на подсудимую, а ей вменяют несколько статей: вымогательство и прочее… ей сорок пять лет или даже больше: перетянутая вся, насиликоненная… наглая – не то слово. И вдруг у меня появляется ощущение, что видел я ее раньше. Вспоминал, вспоминал и наконец… Она, оказывается, накатала в свое время телегу на мирового судью Колодина…

– А разве Олег Ильич был мировым судьей?