Он рассмеялся, и Кристина заметила, что, когда он смеется, на щеках его появляются чуть заметные забавные ямочки. Словно кто-то поставил запятые, неглубокие и очень привлекательные.
— Мне то же самое, — сказал он и доверительно наклонился через столик к Кристине. — Мы будем пить текилу?
Она кивнула в знак согласия. Текилу так текилу. Хотя, если честно, она не знает, что это такое.
— А можно мне… Белое… рейнское?
— Ну что ж, в этом, как я вижу, вы патриотка.
Он положил свою ладонь на ее тонкую и белую руку. Кристина немного напряглась, но ладонь Николая Ивановича была такой теплой и нежной, что у нее заныло в груди. Она посмотрела на встретившиеся руки. Его темный загар резко оттенял шелковую белизну и тонкость ее руки. В глазах Николая светился ум и расположение к ней, а губы были крепкими и твердыми, как кора иссушенного дерева. «Эти губы могут быть страстными и нежными», — почему-то подумала Кристина и невольно отвела взгляд.
— Вы знаете, я совершенно не ориентируюсь в выборе блюд. Но надеюсь, то, что вы заказали, доставит нам удовольствие.
Они ели молча, то и дело поглядывая друг на друга и замирая в момент, когда их взгляды, словно электрические разряды, пересекались, заставляя вздрагивать души.
— Кристина, сколько вашему сыну лет? — спросил Николай. Молчание уже становилось тягостным и напряженным.
— Артуру семнадцать.
— У вас есть другие дети?
— Нет, — помолчав, ответила она и попросила:
— Николай, а может, вы расскажете о себе? Я совсем ничего о вас не знаю.
— Не думаю, что смогу вас развлечь этим. Тут мало интересного. Долгое время мы с женой и дочерью жили в провинции. Потом, — он поднял на нее тревожный взгляд, и Кристина опустила глаза, поднося к губам бокал с вином, — у меня умерла Маша.
— Простите, — прошептала Кристина, и их взгляды снова встретились.
— Дело прошлое… Осталась дочь, и я понял, что жить в городе, где столько связано с женой, я не смогу. И сам погибну, и дочь погублю… В общем — перебрался в Москву. Я, знаете ли, учился здесь. У меня остались друзья. Все по тому времени с положением, деньгами. Влиятельные люди. Они меня сюда и перетянули. А так — я не любитель больших городов. Моя самая заветная мечта — иметь свой домик. В… японском стиле. Даже не понимаю почему, но мне нравится японский пейзажный садик. Все через деталь, через внутренний образ. Через малое — к великому.
— Интересно. — Кристина улыбнулась одними уголками губ. — Я себе представляю мостики и фонарики на них. Дракончиков в можжевельнике. Клумбочки, как икебаны.
— Наверное, вы правы. — Николай прикоснулся к ее руке плотнее, чем прежде, и стал подушечками пальцев поглаживать кожу. Им было так хорошо вдвоем, что казалось, вокруг нет ни души. Они в японском садике на мостике с дракончиками по краям перил, и над ними красивые бумажные фонарики.
— Европейцу нелегко понять и принять их образ жизни. Даже не так — их образ мысли. Ведь мы живем так, как мыслим. А мыслим так, как живем. Правда? — Он поднес ее руку к своим губам и легонечко прикоснулся к ней. Даже не прикоснулся, а овеял чувствительную кожу нежным облачком выдоха. Кристина замерла от нахлынувшего разом чувства. — А вообще, если вам хочется понять критерии красоты для японца, то уместно будет вспомнить Басе.
— Да-да, я знаю, — Кристина не стала убирать своей руки, но попыталась сосредоточиться на беседе. — Это когда он срезал в своем саду все расцветшие цветы павилики, готовясь к приезду японского правителя, и оставил только один — самый прекрасный.
Николай Иванович едва заметно кивнул. Ему было приятно, что с этой женщиной можно говорить о вещах, которые до сих пор он не мог доверить ни одному человеку.
— Вот именно. Красоту можно постичь, лишь сосредоточившись на одном цветке, — при этом он пригласил жестом официанта и что-то тихо сказал ему. Тот вышел на минутку и вернулся с прекрасной розой, овитой золотой нитью в узкой и длинной вазе.
— Это вам, Кристина, — произнес Николай Иванович. — А когда у меня будет домик в японском стиле и мостик, украшенный драконами, а в саду зацветут пионы, я срежу все цветы, чтобы устлать ими дорогу к одному, оставленному специально для вас. Вы придете?
— С мужем… — уныло вздохнула Кристина.
— Ну что ж, с мужем, так с мужем… Все равно я, кроме вас, никого не увижу.
Кристина, посерьезнев, взглянула на Николая.
— Вам… нелегко?
Он посмотрел на нее странным взглядом и, приподняв бровь, переспросил, словно не расслышал вопроса:
— Нелегко?
— Я имела в виду — одному. Без дочери, без… жены. Вы… одинокий человек… — сказала она, уже утверждая это, а не спрашивая.
— Нелегко, — согласился он. — Особенно сейчас, когда я знаю, что мог бы быть не один. В том смысле, что я раньше не видел никого рядом с собой, кто мог бы заменить мне Машу. А впрочем… Хватит обо мне, — сказал, как обрубил. — Может, вы расскажете что-нибудь о себе? Я был предельно искренен с вами.