Открой свое сердце

— А пажжалуста, — икнув, радостно произнес Петрович. Глаза его сверкнули и тут же погасли, стали грустными и темными, словно предзимнее небо. — Только я — швах. Капут. Я болею, вылечи? Чекунчик, а? И еще, я дома, о'кей? Ты сам — туда и обратно. Посмотри, прикинь, приценись. Я тебе планчик в двух словах, а ты уж найдешь… Найде-ешь, не сомневайся. — Он взял из рук Зиндера початую бутылку вина. — Сгодится. На… — Петрович отхлебнул из горла и полез в комод отыскивать по многочисленным шкатулочкам ключи от дачи.

— А да, чуть не забыл, — напутствовал Петрович фон Зиндера, — там газ привозной, и баллон протекает. Ты его не откручивай. А если открутишь, шланг изолентой обмотай. Чаек вскипятишь и сразу выключай, понял, да?

Кароль отчего-то так волновался, что ничего не понимал, но на всякий случай кивнул головой в знак согласия и шепотом, чтобы не услышала его жена за соседней дверью, попросил:

— Жене ни слова. Я ей — сюрприз.

— А-а-а… — протянул Петрович и смешно поднял левую бровь, одновременно с этим мигнув правым глазом. — Понятно… Сюрприз. Это правильно! Женщины любят, когда им сюрпризы делают. Все-все-все. Ш-ш-ш. Молчок.

Дачный домик Петровича находился в нескольких километрах за Троицком, так что дорога не заняла много времени. Съехав с Кольцевой, Кароль вместе с Ольгой шли в общем потоке машин, спешащих, так же, как и «мерс» фон Зиндеров, к многочисленным дачным поселкам. Ольга непрерывно щебетала — о тряпках, о погоде, о заболевшем Бонифации, коте сиамской породы, которого ей некогда подарил сам фон Зиндер, о подружках. Подруг у Ольги был явно избыток. Кароля раздражала ее болтовня, но он уже приспособился к своей секретарше, пропуская мимо ушей добрую половину ее слов.

Машину они оставили у ворот домика дачного сторожа и, захватив с собой объемный, позвякивающий баул из багажника, Кароль повел Оленьку по неширокой, сильно заросшей травой дорожке, ведущей к участку Петровича.

— Хорош сарайчик, — весело кивнула Ольга, поднимаясь по скрипучей деревянной лесенке к резному крыльцу дачи. Дача действительно была неплохой, по русским меркам. Небольшой деревянный домик, с узорчатыми ставнями, резным крыльцом и выкрашенной в зеленую краску уютной, но заметно подряхлевшей, как, впрочем, и сам хозяин, верандой. Некогда на этой веранде стоял столик с дымящимся самоваром и плетеными стульчиками вокруг, а в этом саду резвились дети Петровича. А на этой летней кухне хлопотала и сама хозяйка. Сейчас же все опустело и вымерло. Сюда бы заботливую руку…

— Он продается? — спросила Ольга, подумав о своем сынишке, которому так необходим был свежий воздух и здоровая пища. — Кароль! — Она сложила губки бутончиком и протянула их для поцелуя. Кароль понял, что сейчас последует просьба купить этот домик. Он мог бы его купить, пять тысяч долларов, которые запрашивал за него Петрович, — сумма вполне посильная для Кароля, но с какой это стати?

— Проспонсируй покупку, милый.

— Конечно же, дорогая. — Он неслышно подошел к ней сзади и положил руки на плечи. Ольга вздрогнула и засмеялась своим негромким, но тонким и неприятным смехом. «Пора рвать с ней», — промелькнуло в голове Кароля, но он все так же улыбался, демонстрируя свои белые некрупные зубы и узкие напряженные губы.

Дверь домика открылась легко, и из нежилого полумрака на них дохнуло сыростью. Пока Кароль открывал ставни, ворча и ругаясь вполголоса, Ольга с наигранным восторгом разбирала «джентльменский набор» сумки, собранной Каролем еще накануне уик-энда. Ворвавшийся сноп света зазолотил несвежие обои, заиграл на хрустальных фужерах, прикрытых от пыли вафельным полотенцем, оранжево блеснул на медном самоваре и вспыхнул пламенем на ярких детских рисунках, развешанных над стареньким, покрытым пледом, раскладным диваном.

Когда фон Зиндер вошел в комнату, Ольга удивленно оглядывалась по сторонам.

— Ты вся дрожишь, — сказал он. Ему вообще-то было жаль эту глупенькую молоденькую девушку. До того, как он по пьянке в первый раз переспал с ней и наобещал сгоряча едва ли не жениться на ней, подарив при этом дешевый серебряный перстенек, она жила с мужем и ребенком. Ничего не объясняя своему благоверному, на следующий же день после близкого знакомства с Каролем она перебралась с сыном к своим родителям, полностью отдаваясь новому чувству, разбуженному благородным состоятельным немцем. То, что у немца есть жена, ее нисколько не волновало. Смогла же она уйти от мужа, почему бы и ему не поступить так же? — рассуждала она и ждала своего тихого счастья. А время шло, и немец не торопился выполнять свои обещания. Но вместе с тем Ольга ничего не требовала от него, решив «пострадать» в одиночестве. Почему-то ее не покидала уверенность, что рано или поздно фон Зиндер будет принадлежать ей. Но вот сейчас Ольга, держа в руках розовый шелестящий пакетик, загруженный бананами, виноградом и крупными сочными персиками, как будто бы постигала что-то важное в своей жизни. Она растерянно оглядывалась по сторонам и… дрожала.