— В лечебницу. Я знал, что мне предстоит уничтожить своего сына, а потому запасся справочкой. Вот она, — при этих словах старик вынул бумажку, подтверждающую, что он психически нездоров. — Я ношу ее всегда в нагрудном кармане, и самое большее, что мне грозит, — это принудительное лечение, а потом снова свобода. Он будет в могиле, а я — на свободе.
Постепенно Алина перестала смеяться. То, что этот человек болен, вне сомнения. Но как же он опасен, если так долго носит в себе жажду мести. И неужели действительно все эти люди имеют хоть какое-нибудь отношение к его сыну? А может, он прав?
— А в Венгрии… Что делает ваш сын в Венгрии? — спросила Алинка и напряглась всем своим существом. Ей стало не до смеха. Этот старик видит своего сына в полицейских, врачах, шоферах. Кто же на сей раз?
— А в Венгрии он имеет частную практику психотерапевта. Мне рекомендовали его как хорошего специалиста. Просто так рекомендовали, без всякой надобности. Одна мадам в автобусе. Она сама наступила мне на ногу, а потом пристала с извинениями. Что бы вы делали в таком случае?
Алина пожала плечами. Страшный демон сидел в Аркадии Ливанове и парализовал его психику, заставляя в каждом человеке видеть потенциального противника, агента собственного сына, которого, может, уже и нет в живых. Его терзали кошмары, постепенно сводя с ума и направляя все его жизненные потенции на реализацию бессмысленного стремления к акту возмездия.
— И я сделал то же самое. Я послал ее подальше на ломаном венгерском. Она спросила меня, не иностранец ли я, и посмотрела на меня так, словно раньше уже знала о моем существовании. А потом порекомендовала ЕГО. И вот корень зла, корень всех моих бед найден. Он живет здесь и обречен на смерть! — Болезненное недоверие возникло в его глазах. — Мне не нужен суд, его есть за что судить, но кто я такой? — спросил он и тут же сам себе ответил: — Никто. Пешка со справкой в кармане. Меня могут упечь в госпиталь в любой момент, и я упущу время, а он снова исчезнет. Я должен посмотреть ему в глаза и убить его. Не просто убить, а так, чтобы он почувствовал, как я его ненавижу. Чтобы он понял, что такое непреодолимый страх — унизительный, безвольный, медленный страх умирания. Я не застрелю его сразу, я буду смотреть ему в глаза, превращая его последние секунды в настоящий ад. — Старик говорил тихо, снижая тембр голоса и громкость звуков до низкого жуткого хрипа.
— Да вы просто псих, — сорвалось с Алинкиных губ, и она тут же, испугавшись нечаянно оброненной фразы, прикрыла рот влажной ладошкой.
Старик повернулся к ней и неожиданно широко улыбнулся.
— Псих? Да, — почти с гордостью ответил он, — псих. Я же показывал вам справку. Неужели вы сомневаетесь в ней? Там все подлинно — и печати, и подписи. Я — безумец! Да, да, да! Только безумец, как я, может на протяжении тридцати с лишним лет вынашивать идею убить собственного сына. А может… — Он запнулся и посмотрел на Алинку, словно искал в ее глазах ответ на неразрешимый вопрос. — Может, и правда — псих? Надеюсь, вы будете благоразумны, — он подался к ней, — полиция вам не поможет, уверяю вас. А впрочем, я вам верю. У меня нет оснований не верить вам. Что вам до моего сына, правда?
Весь последующий час они ехали молча. Алинка мучилась неотступной мыслью, бывают же разные невероятные совпадения. А что, если врач-психотерапевт, которого старик принимает за собственного сына, и есть… Нет, не может быть! Она бросала короткие торопливые взгляды в сторону старика. Тот мирно дремал под стук колес, и мир ему виделся сквозь прикрытые веки, как в тумане. Каждый день он жил, словно в кошмарном сне, терзаемый болью унижения, и вот скоро этому кошмару наступит конец.
Старик улыбнулся про себя, ему определенно нравилась эта девушка. Он приоткрыл глаза и стал тайно разглядывать ее — красивая, юная, тонкая, со слезами в глазах и мукой волнения в душе — это видно по ее позе, по тревожному взгляду в окно, по нервным и быстрым движениям рук. Такая же юная и тонкая как… его жена! Старик чуть было не подпрыгнул от осенившей его догадки. Влажные глаза, собранные в пучок волосы, длинные пальцы… Он не мог разобраться в своих мыслях. Он не знал, что и думать. Она — его жена?! Нет, надо переменить планы, может, сбежать? Да, конечно, — сбежать! Сейчас же, сию секунду встать и уйти. До Будапешта минут пятнадцать от силы. Тогда эта женщина, сделавшая пластическую операцию и переменившаяся до полной неузнаваемости, потеряет его. Он запутает следы, как заяц, выследит сначала сына и убьет его, а потом настанет и ее очередь, а когда будет покончено с ними обоими, он знает, что делать с собой. Ему нечем дорожить в этой жизни. А в той, куда уйдут они, он сможет найти их… И тогда они снова будут вместе. Вот оно что — оказывается, он до сих пор хочет вернуть их! Вернуть, а не отомстить, как предполагал до сих пор.