Открой свое сердце

Когда Антон принес ей фотографии, она, словно громом пораженная, уставилась на Витьку. За ее спиной он приподнял правую руку, наверное, указывая на что-то Пингвину, и взгляд его был обращен туда же. Алинка оказалась где-то посередине, и, если не всматриваться долго, а бросить на снимок скользящий взгляд, то казалось, что Витька обнимает ее за плечи и целует в левую щеку.

Несколько часов она провалялась на диване с этим снимком. Взгляд ее был рассеян и устремлен на них двоих. Ни Пингвина, ни Заиловой, которая как-то нелепо оказалась в кадре обрезанной, ни плаката, ни школы. Вообще никого и ничего. Один только Витька, целующий ее перекошенную физиономию и привычным небрежным жестом обнимающий за плечи.

Вот и все снимки. И ни одного, где она была бы в нынешнем возрасте. Алинка вдруг поняла, что ей надо срочно сфотографироваться, пока она здесь. Но никто не входил и не выходил. За окном грохотал гром и плескались нескончаемые потоки воды. Уже весь альбом был просмотрен дважды. Спереди назад, сзаду наперед. Снимки были разные. Ребенок на верблюде, девушка в пеньюаре, юноша под душем со стекающей по спине пеной. Были и просто пейзажи. Луг, например, коса, поблескивающая узким и изящным лезвием, острым, как вороненый клинок. Коса лежит рядом с ладно поставленным стожком. Кажется, пахнет шиповником и полынью.

А вот на краю луга и сам куст шиповника, пронизанный осторожными лучами заходящего солнца. Сенокос.

Снимки были разными, но неизменным в них оставался дух. Добрый светлый талант фотохудожника. Даже там, где оказывалась запечатленной горькая правда жизни, все равно присутствовал добрый дух, как будто невидимый ангел парил перед объективом. Глаза голодного оборвыша светились надеждой. Взгляд его был живым и устремленным в перспективу каким-то особым движением вдоль долгой, упирающейся в небосклон дороги.

Алинка вздрогнула от неожиданности. Кто-то прикоснулся к краю ее платья, и она испуганно уставилась глазами на невесть как оказавшегося на коврике у ее ног мужчину.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — ответила Алинка.

— Ну как? — спросил он.

— Потрясающе, — ответила Алинка.

— Простите, — сказал он.

— За что?

— Я вас потревожил, — ответил он и поднялся с коврика.

— Нет, что вы, — замялась Алинка и положила альбом на отполированный столик. Фотограф пошел куда-то за портьеры, и Алинка проводила его взглядом. Гармоничные, плавные, легкие движения были подобны его снимкам. Такие же пронизанные светом и плотными флюидами источающие добро.

Его долго не было, и Алинка уже стала сомневаться, а не привиделся ли ей сон. Может, она ненароком уснула? Алинка потерла ладошкой ухо, ущипнула его за мочку, мочка была холодной и нечувствительной, но все равно Алинка поняла, что это не сон. И тогда она впервые подняла голову.

Белая роскошная лепнина. Глубокий голубоватый оттенок белил. Мерцающие тени рыбок и водорослей. Алинка смотрела внимательно, ощупывая взглядом каждый бугорок, каждую выемку в необычном узоре по периметру и в центре потолка.

Он вернулся. В руках его были еще влажные фотографии. Он прошел мимо нее так, словно ее и не было, от этого стало как-то легко, словно она здесь всегда, словно она часть этого интерьера, тень плывущей по потолку тени, отсвет от светлого полога портьер.

Он открыл какую-то дверь в стене, которую Алинка раньше почему-то не замечала, и ненадолго нырнул туда. Только ненадолго, но как он переменился, выйдя из-за двери. Как фокусник. Вместо тонких летних брюк и трикотажной расстегнутой в вороте рубашки на нем был небрежно запахнутый халат. На ногах легкие сандалеты вместо туфель, и в руках махровое полотенце.

Алинка сидела, как в кино, и чувствовала себя совершенно непричастной к чужой личной жизни. Она даже подумала, что сейчас увидит, как он войдет в ванную. Кадр переместится за мутную перегородку и крупным планом покажут его тело, конечно же, лишь верхнюю часть. Струю воды, бьющую в светлую макушку, пену по спине, как на снимке, который Алинка только что видела в альбоме.

Но нет, он подошел к ней и протянул ей зачем-то полотенце.

— Это мне? — спросила Алинка и инстинктивно поднялась с места, готовая вот-вот ринуться вон.

Он улыбнулся и тихо сказал:

— У тебя совершенно мокрые волосы, вытри.

Алинка посмотрела в зеркало и увидела там растрепанного мокрого, как цыпленок, вынутый из воды, веснушчатого и отчего-то солнечно-рыжего ребенка. Если бы у нее не были такие длинные волосы, то она была бы похожа на мальчишку.

Алинка мягкими круговыми движениями промакнула волосы, все еще хранившие влагу дождя, хотя одежда почти успела подсохнуть, и снова посмотрелась в зеркало. Лицо ее стало грустным, она с сожалением подумала о недавней укладке. Порывшись в сумочке, Алинка вдруг вспомнила, что забыла расческу у Эрики дома.

И тогда он появился перед ней с фотоаппаратом. Живой, улыбчивый, серьезный и очень внимательный. Он поправлял небрежной рукой ее свисающие пряди, откидывал челку, снимал с плеча бретельки, уверенно оголяя нежную кожу.