Он помнил, как больно ударил под дых развод. Как до последнего верил, что жена окажется на его стороне, что поймет, не поддавшись всеобщей истерии, что она-то точно знает его не монстром. Знает, что он никогда не отдал бы тот проклятый приказ, если бы не был уверен: спустить десант, это привезти домой в Британию сотню мальчишек в закрытых гробах. Он ведь нутром чуял, что за спинами всех этих детей и стариков дула наготове. И если выбирать между своими ребятами и этими чужими ему людьми… Он защищал тех, кого обещал под присягой. И не жалел о своем поступке даже сейчас. Из того боя, после взятой высоты, не вернулось всего трое вверенных ему ребят. И погибло двести с лишним гражданских по официальным данным.
— Ты угробил две сотни невинных душ, Алек. Одним своим словом, — холодные пики глаз жены сверлили его ненавистью. Зачем вообще пришла на свидание, пока его содержали под стражей в ходе следствия? Такой он видеть ее не хотел. Этот ее взгляд принес куда больше боли, чем все его ранения вместе взятые. Слишком неожиданно. Нет ничего хуже, чем разочарование в том, кому верил, как себе.
— Я обещал жене вернуться живым, улетая. И те ребята тоже, наверняка, обещали, — холодно бросил он с сожалением, ища в ее взгляде хоть что-то. Надеясь, что все это просто от того, что на растеряна. Ей трудно. Голодные стервятники-журналисты, бестактные знакомые… На нее свалилось так много, что тонкие ее плечи не выдерживали. Он оправдывал ее и после ухода, и даже после увиденных бумаг на развод. Отрезало только после интервью. Одно дело решить, что ты не можешь жить со всем этом и совсем другое смешать с грязью имя человека, которого ты вроде как любила. Что это за любовь такая? Если вся она примерно по одной цене, то ему и задарма не надо. Ни любовей, ни дружбы.
Придерживаться этой формулы было легко. Отгородившись от мира, в одиночку в лесу, где и не в кого ухнуть с головой, даже если совсем уж тошно от беспроглядного своего одиночества. А Алек, тот, прежний, никогда и не был одиночкой. Даже наоборот — любил людей, посиделки в баре, выезды на природу шумными компаниями, веселые шутки под грифом 18+. И когда Пенни вдруг поддела его броню, выудив желание подшучивать над ней, любуясь, как краснеют в смущении щеки, Лестер понял, что надо это обрубить. На корню. Пока не поздно. Потому что у них совершенно разные жизни. Потому что она уйдет через сутки. С чего бы ей рискнуть остаться? В глуши, с мужиком, который ничего ей не мог предложить, кроме шале без горячей воды в душе и коллекции травяных чаев. А еще побудки от ночных кошмаров и ноющие по осени на погоду старые раны. Так себе багаж.
Алек заметил, что Пенни взяла протянутую карту так аккуратно, чтобы пальцы их даже не соприкоснулись. Усмехнувшись, перевел взгляд на лицо.
Я свободен до утра, девочка. Но это не то что ты хочешь услышать, вероятно. И точно не то, что я готов озвучить.
— На ужин я бы остался, если приглашаешь, — растерянность ее такая милая и очевидная, отразилась в его глазах улыбкой. Забытой, похороненной на полгода, с того вечера. Да и кому ему было улыбаться в глуши? Дейзи? Она предпочитала почесывания пуза, а не вот эти социальные проявления внимания.
Он хотел бы сказать, что готов подняться к ней прямо сейчас даже если холодильник ее пуст и вместо ужина в меню только десерт. Но странный их диалог нарушил влетевший в магазин ураган. Бывают такие люди-тайфун. Они появляются, тут же заполняя собой все. Их слишком много. Громкие, экспрессивные, самоуверенные. Очевидно, этот тип состоял с Пенни в близких достаточно отношениях.
Смазливый, говорливый. Таких в учебке ломали и нагибали первыми. Закон жизни. Алек смерил вошедшего равнодушным взглядом, гадая, какие у них в Пенни отношения. Усмехнувшись, на понятливость парня и то, как поспешно он ретировался, Алек думал, что за сакральная там связь, что намек Пенни он понял без слов. Потому что не в первый раз? Эта мысль неприятно свербила где-то в мозгу. Не хотелось думать, что для нее это обычное дело вот так вот. В его голове Пенни осталась смущенной и неловкой девочкой, которой ну никак не дашь тридцатки. Вся вот эта грязь не вязалась с ее образом. Он снова ошибся в женщине? Что ж, прецеденты имелись.
Что ты есть, Пенни Льюис? Почему так хочется протянуть руку и содрать с тебя следы других мужиков. Сколько ты успела попробовать за эти полгода? Пару? Пару десятков?
— У него? — изогнув бровь, хмыкнул Алек, забирая звякнувший пакет. Или у тебя? — Ничего себе у вас дружеские вечера на двоих, — шатнув пакет с бутылками в сторону, Лестер закусил губу, сдерживая саркастическую усмешку. — Не знаю, как ты, но я столько не выпью, — а если выпью, то добром это не кончится, Пенни. Я трезвый-то от одного твоего взгляда думать перестаю. При таком раскладе пить мне точно нельзя.