Как он мог не ощущать и не замечать, насколько сильно замёрз, став похожим на ледник изнутри? Обмороженное это нутро щипало и жгло от ее тепла. Мысль, что, может, она ничего не знает, может была так зла, что не стала искать и смотреть, мелькнула в голове, отрезвляя. Столько лет он, не отдавая себе отчёта, ждал простого этого приятия, что сейчас был готов обмануться, получив шаткий повод. Отвесив себе мысленную оплеуху, Алек открыл глаза в надежде разобраться, но не успел даже отодвинуть Пенни от себя, чтобы вглядеться в ее лицо, ища в нем ответы, как губы ее, эти сладкие, пьянящие и лишающие воли губы, коснулись его собственных, напряженных, натянутых в плотную межу рубежа, вновь выбивая сиплый вдох из-под ребер. Он тут же забыл о сомнениях, о вопросах, родившихся в голове. Остался только трепет ее губ и дрожь тела мгновенно передавшаяся ему.
— Бессердечная, — вымученно простонав сквозь зубы, Алек разжал руки, борясь с желанием никуда ее не пускать.
Ну какая паэлья девочка? О чем ты вообще?
Он знал, что может, в самом деле может ее не отпустить, что нужно только прижать плотнее, надавив ладонью, распластанной меж лопаток, выудить из-за пояса джинсов футболку до треска натянутую на раздавшейся от возбуждения груди.
Кого ты обманываешь девочка? Ты такая же голодная, как и я. И паэлья твоя тут вообще не приделах.
Вздохнув, он улыбается, стараясь думать о чем-то, кроме пухлых ее губ. Да что там, просто стараясь думать, а не отдаться на волю инстинктам.
— Уж я-то какой, — вот так легко и просто признавая очевидное, он все же решает выпустить Пенни из объятий. Пусть останутся в его памяти такими. Не просто прелюдией к хорошему сексу. Пусть будет у него ещё что-то, что вспомнить о ней. Тепло, щемящее, без обещания палавких ласк. И руки. Нежные, обволакивающие стягивающие кровоостанавливающий жгут на пульсирующем, развороченном нутре.
Прохладная вода из крана помогает сморгнуть это наваждение. Перестать крутить в голове бесконечное "может всё-таки". Нельзя позволить себе даже допущений. Она просто не знает. В этом все дело. Поэтому такая невозможно ласковая, открытая и глаза такие светлые, теплые, без страха, ненависти и презрения. Просто обезоруживающие. Какой уж тут бронежилет. Гол как сокол под этим взглядом.
Как легко пробить тебе в печень, Лестер. Раз-два и шатает, как былинку. Теряешь хватку, майор.
Нарезая мясо и кальмаров (терпеть их не мог, кстати) Алек пытался слушать щебет Пенни, но мысли сами уплывали к другому. Этот незапланированный вечер был будто сюрреалистичным приветом из прошлого. Из тех времён, когда у него была совсем другая жизнь. Семья, друзья, такие вот беззаботные вечера наедине с женщиной, которую он, мать ее, любил. Поддразнивания, мимолетные ласки за обычными, бытовыми занятиями. Нормальная, человеческая жизнь. Можно было сколько угодно себя убеждать, что ему всего этого не надо и не хочется. Успешно убеждать. А потом один вот такой вечер и вся эта теория, подкрепленная годами практики в пике срывается в самое пекло недр земли.
Бросив вопросительный взгляд на Пенни, Алек вспоминает, что даже будучи злым в то утро, на нее и на себя тоже, думал после отъезда, как они добрались. Пенни ведь боится машин, ещё авария эта недавно…
Ему должно было бы наплевать, а не было.
— Майк хороший мужик. Рукастый. — Не раздолбай и даже не алкаш. Один тоже. Жена завела роман с богатым туристом и свалила за лучшей жизнью, оставив бедолаге сына и кислое послевкусие. Что вам бабам надо, а?
Пенни все что-то болтала, летая по кухне вольной птицей. Алек любовался ей открыто, с лёгким туманом задумчивости в глазах. Вот ей, например, что надо? Вспомнились ее наивные разговоры про любовь и все вот это. Но на деле Лестер ещё не встречал женщин, согласных на рай в шалаше. Согласилась бы Пенни, вздумай он предложить бросить все это: магазин, друзей, красивую городскую жизнь. Ради глухой Ирландской непогоды, без горячей воды и магазинов, без кино и интернетов. Зато с ним. Да ну, конечно нет.
— Иногда приходится выезжать решать бумажные дела. Мы живём в бюрократическом мире, Пенни, — расплывчато отзывается он. И недавние горькие мысли оттеняют горечью тона эти слова, очень органично вписываясь в контекст.
— Ну что там? Сколько до готовности? — открыв холодильник, Алек просматривает оставшееся вино, рассчитывая, что друг этот прикупил не только в паэлью, но и к ней тоже. Найдя, что искал, разливаетпо бокалом холодное Вердехо. Сухое, с цитрусовым послевкусием. Хороший вкус у этого друга, чего уж.