Не знаю, как мама согласилась (она ведь работала в Министерстве просвещения РСФСР в центре Москвы), но мы переехали. Мы с папой были безмерно счастливы. Путь пролегал через милую деревушку, и это было очень красиво. Сначала большой водоем, направо дорога вела к станции «Водники», 20 минут пешком, налево – к широкому каналу имени Москвы-реки. Умиротворяющая, красивая природа вокруг. Мне очень нравилась и эта прелестная прогулка, и пляж с таким волшебным чистым песком, куда я бегала. И неудивительно, что я очень любила там плавать.
Папа не ходил, а бегал до пляжа. Практически ежедневно он устраивал пробежку – минимум час в день. Зимой до пляжа он добегал минут за пять. Ежегодно с наступлением холодов они с другими моржами рубили в реке прорубь достаточно большого размера. И он в ней плавал с огромным удовольствием всю свою жизнь. Он моржевал до 76 лет. И после того как остановился, через два года ушел… Все говорили ему: «Куда ты в таком возрасте в прорубь?» А он чувствовал, что ему это было необходимо.
Он интуитивно знал истину. Только сейчас ученые доказали, что лучшее врачевание – в ванной, наполненной льдом. Люди лежат в этих ваннах по 50 минут, если не больше. На Западе это, кстати, довольно дорого стоит. Одна китаянка, ей 78 лет, всю жизнь плавала в ледяных ручьях и выглядит на 27, максимум 28 лет. Об этом говорит вся планета. Омоложение чумовое, уходят все болезни. Это большая природная медицина. Когда я сама иду в сауну, после я обязательно прыгаю в ледяную купель. Я нахожусь в этой воде минуты две, потом выхожу, ложусь на спину… Распахну руки Богу, небу, Мирозданию и просто выскакиваю из тела! Божественно! Лежу обычно 30 минут подряд, такой у меня ритуал.
У нас в Австрии на первом этаже тоже была хорошая, правильная сауна, и после нее все прыгали в снег. Это такой шок, нереально! Тело горит, кровь приливает, кожа – как белый мрамор с красными пятнами. Выходишь из этой сауны, выглядишь и ощущаешь себя, как пятилетний ребенок, душа вот-вот из тела выскочит, это восторг!
Так вот, когда папа уходил, я, конечно же, была с ним рядом. Я всегда любила Россию, жила в России – всегда возвращалась домой, где бы я ни была (это пресса пишет неизвестно что). В тот раз я приехала надолго, жила в Дегтярном переулке, потому что в моем пентхаусе в Доме на набережной с видом на золотые кремлевские купола еще шел ремонт. Бабушка уже переехала в новую квартиру, которую я ей купила, через стенку от моей.
Это было тяжело, это было очень тяжело. Папу поместили в просторную двухкомнатную палату в больнице рядом с Рублевским шоссе. Естественно, я приезжала к нему каждый день и проводила с ним все свободное время, была с ним минимум по 5–6 часов.
Это было трудно, это было очень трудно, особенно в СССР, потому что все понимают, что происходит, но не затрагивают эту тему. Боже, как же это страшно… как будто человек не понимает, чем он болеет! Вот эти игры сводили меня с ума, Понимаете? Просто сводили с ума,
Мы делали вид, что все будет хорошо. Главврач Нина Александровна, изумительнейшая женщина, была в меня влюблена как в актрису, была очень добра ко мне, была с моим папой рядом и помогала тем, что было в ее силах. Все время, каждую свободную минуту она посвящала моему папе – так и появился этот двухкомнатный номер люкс и все остальное, Всего не перечесть. И за неделю до своего ухода папа попросил перевести его в общую палату. Он говорит: «Мне здесь одиноко, я хочу быть с людьми,» Я обалдела от этого заявления.
И вот у нас переезд. Я собираю папины вещи. Он надевает свою роскошную футболку, он приподнимает ее, чтобы мне показать: я смотрю, а на животе бугор, огромный, жесткий, как гора, метастазы, Я знала все. Он кладет на него мою руку и говорит: «Видишь, как быстро растет?» Все – только это он и сказал, Папу перевели в общую палату.
Далее состоялся очень тяжелый разговор с Ниной Александровной, главным врачом. Она говорит: «Наташа, очень страшная смерть у этого заболевания, ничего страшнее быть не может». – «Почему?» – «Потому что при злокачественной опухоли 12-перстной кишки кал человека поднимается вверх по пищеводу, заполняя дыхательные пути, и человек задыхается от кала…» Я смотрю, по моему лицу катятся слезы… Я молчу, Она продолжает: «Наташа, надо принимать решение. Я говорю как есть. Мне страшно об этом говорить, и это нелегально, но для вас я это сделаю. Мне необходимо его разрезать, с вашего позволения, чтобы ускорить его смерть. И тогда кал не пойдет наверх, А так как сил сражаться у Эдуарда Станиславовича уже нет, он просто уйдет за несколько дней от бессилия…»
Мы принимаем с ней это решение.