Откровение

— Сэр калика… Тебе всё равно гореть в огне, а я христианин! Сегодня день святого… чёрт, как же его… но сегодня нельзя садиться на коня, обнажать оружие, нельзя начинать какие-то дела, а можно только заканчивать.

Калика смотрел, раскрыв рот. Когда опомнился, сказал почти враждебно:

— Ты что, иудей?

— Почему вдруг? — оскорбился Томас. Он брезгливо оглядел себя, чем это он, благородный англ, похож на презренного иудея.

— Это им вера запрещает работать в субботу. Ах да, ваша вера тоже иудейская.

Томас оскорбился еще больше:

— Наша вера — христианская!

— Как будто Христос и все его пророки не иудеи! А во всех молитвах нынешние англы не поют: «Славен наш бог в Израиле»! Черт бы побрал вас, христиан. Тогда считай, что мы лишь заканчиваем. Свадьбу заканчиваем!

Томас чуть повеселел, в глазах появилась надежда, но опомнился, вздохнул так, словно поднял своего коня вместе с седлом и попоной:

— Но нельзя и садиться в боевое седло.

— Пойдём пешком, — предложил Олег.

— Да, но… далеко ли уйдем? Я ведь не дикарь в волчьей шкуре, я человек. А человек должен быть в железе! Я без него что голый. Век на дворе железный, если ты ещё не заметил за поисками Истины. А утром на конях всё равно наверстаем.

Калика плюнул ему под ноги, ушел вконец рассерженный. Томас, чувствуя себя одновременно и виноватым, и исполненным гордости за cтойкость в христианских добродетелях, велел коней усиленно кормить отборной пшеницей и поить ключевой водой.

Томас отослал рыцарей, а сам, оставшись один, снова ощутил такое отчаяние, что как воочию увидел свои руки, вонзающие острый меч себе в грудь. Нельзя бросаться словами, как нельзя произносить клятвы или обещания всуе. Не подумав, брякнул, ибо звучало хорошо, красиво, и удар меча вслед за ответом «да» был хорош настолько, что рыцари со смехом пересказывали друг другу трое суток…

И вот теперь расплата…

За дверью слышалось негромкое позвякивание, даже лёгкое царапанье, словно с той стороны кто-то пытался приложиться к двери ухом, не снимая шлема. Томас подумал горько, что на этот раз не помешают… Но калика сказал, что все еще можно попытаться освободить Ярославу!

Он подошел к двери, рывком распахнул. Рыцари отскочили, вытянулись. Томас спросил тревожно:

— Что с доблестным сэром Олегом из Гипербореи? Он не уехал?

Рыцари переглянулись, один ответил, опустив глаза:

— Я только что видел его во дворе.

— Что он…. делает?

Рыцарь ответил с достоинством:

— Ваш странный гость хотел было перековать коня перед дорогой… но я объяснил, что в день святого Боромира нельзя заниматься никакой работой.

Томас поморщился, спросил с опаской:

— Что он сказал?

Рыцарь переступил с ноги на ногу, покосился на других. Те сделали каменные лица.

— Ну… не очень много.

— Да? — переспросил Томас недоверчиво.

— Но выразительно.

Томас поспешно отступил и закрыл дверь.

Рано утром Олег с насмешливым одобрением наблюдал, как одевают Томаса. Он уже был похож на металлическую статую, но на него одевали ещё и ещё, скрепляли, уже и лица не видать, только синие глаза поблескивают в узкую щёлочку. Что ж, человека, который готов таскать на себе такую тяжесть, можно уважать уже за то, что готов к нелёгкой дороге.

Макдональд собирал сюзерена деловито, умело, с достоинством старого бывалого воина. Цыкнул на священника, тот робко заглянул в комнату:

— Мой король, на вас креста нет… А я принес освящённый в купели!

Томас движением длани заставил замолчать. Макдональд всё же смотрел вопросительно, христианский рыцарь без креста, что чёрт без рогатины, и Томас нехотя ответил:

— У меня свой. Невеста подарила… Вульф, подай из ларца!

Оруженосец принес массивный крест, размером с ладонь, толстый, из отполированной стали. Томас бережно принял обеими руками, благоговейно поцеловал, но было видно, что думает в этот миг о потерянной невесте, а не о самом кресте. Олег скривился, будто хлебнул вместо вина уксуса, но смолчал. Томас перестал замечать на его шее обереги, не заметит и он оберег новой веры.

Макдональд сказал твердо:

— Мой сюзерен, вы не должны ехать один.

Томас возразил:

— Я не один.

Макдональд с сомнением посмотрел на Олега. Дикарь в звериной шкуре, с длинными рыжими волосами, что падают на плечи, неопрятная бородка. Дикарь не выглядит достойным спутником молодому королю. Пусть даже, как говорят, помог доблестному Томасу в битве с демонами. Хотя такой больше навредит, чем поможет.

— Пусть вдвоем, — сказал он упрямо, — но и двоим опасно…

— Нас не двое, — ответил Томас звучно. Он выпрямился, молодой и красивый, хлопнул железной ладонью по рукояти меча. — Со мной Шлеморуб, а также мой боевой конь, которому нет во всей Британии соперника. Нас четверо, а если считать и дубинку сэра калики, он её зовет посохом, то нас пятеро. А это уже боевой отряд!

Макдональд смотрел с прежним сомнением. Дядя Эдвин сказал с великой печалью, рвущей сердца: