— Да, дело изобличения еретиков многотрудное будет, — согласился Иоасаф. — С виду они люди православные, а нутро еретическое, говорят одно, а в мыслях и делах подлинных иное.
— Ну так что же, — заметил Филофей, — видно опять пришло время постоять за веру православную на благо Святой Руси, на благо потомков наших.
Иоасаф первым поднялся с лавки.
— Стало быть на том и порешили: писать владыке Геннадию и игумену Иосифу, что мы все за Собор на еретиков, а кого Собор обличит, того наказывать огнем и мечем, как отступников и врагов веры Христовой. О том просить великого князя нашего и государя Ивана Васильевича, — сказал, завершая разговор, Иоасаф.
— Так.
— Так.
— Так, — ответил каждый из сидящих в кельи.
— А когда брат Дионисий почнет росписи творить? — спросил Спиридон изографа.
— У меня все готово к тому, — ответил Дионисий. — Как владыка Иоасаф благословит, так и начнем. Хоть завтра.
— Ну, что же, завтра и благословлю, коль все готово, — сказал Иоасаф. — В праздник великий Преображения сам Господь с нами пребывать будет.
— Тогда у меня есть еще слово, — опять произнес Спиридон.
— Говори, владыка, — кивнул Иоасаф.
— Еретиков изобличали и пятьсот и тысячу лет назад. И эти изобличения дошли до нас… Не рассказать ли и нам для тех, кто будет жить после нас, как и мы их изобличали?
— Как рассказать? — не понял Иоасаф.
— Написать на стенах храма. Не буквицами, конечно, а изобразить на фресках.
— И как сие ты зришь, владыка? — спросил Дионисий.
— А вижу я написанные все семь Вселенских Соборов, где решались дела церкви и судили еретиков. Пусть потомки наши и через триста и через пятьсот лет знают, как мы стояли за чистоту веры православной, как правильно славили господа нашего Иисуса Христа и Пречистую Его Матерь.
— Тут правда твоя, владыка. Вселенские Соборы похожи на наши против еретиков.
— Вот и я о том. Вижу я, как сидит на троне царь Юстиниан, как и у нас князь великий Иван… Вокруг него отцы церкви в белых одеждах, а по другую сторону еретики в темных платьях… Или возьмем видение Петра Александрийского, которому Господь наш явился, пострадавший от еретика Ария в рваном одеянии. Прошу брата Дионисия позволить мне руку приложить к делу сему.
— Отчего же не позволить. Я того и сам хотел и от помощников таких никогда не отказывался. Только нам надо обговорить дело сие. Ведь не бывало еще на Руси, чтобы на стенах храмов писали такое.
— Да, это правда. Но, ведь, и ереси таковой не бывало. И мы, стало быть, свое слово скажем против ереси потомкам нашим, — заключил разговор Иоасаф. — Ведь хорошо, что делается ради Господа… Завтра отслужим молебен и станем трудиться во славу Божию и веры православной. Господь да благословит всех… Помолимся, братья…
Иоасаф повернулся к образам келейного иконостаса. За ним поднялись остальные и начали творить молитву.
5.
С береговой крутизны к озерной воде спешил юродивый Галактион, а за ним следом прыгала целая ватага деревенских мальчишек, дразня Галактиона и громко крича при этом.
— Галактиоша, песенку спой!
— Шалды — булды, чики — чикалды, талды — балды, бух, бух, бух, — дразнила юродивого ребятня.
Но Галактион им не отвечал. Только иногда вдруг бросался на толпу мальчишек и те с визгом убегали от него. Галактион же смеялся.
Подойдя к воде, юродивый снял с плеча холщевую суму и рваную однорядку.
— Галактиоша, че, тя вши заели? — закричал самый бойкий из ребятишек.
— А тебя, Федька, сегодня высекут, — сказал Галактион сорванцу.
— Ха-ха-ха, — засмеялся тот, — блохи скачут, вши кусают, клопы спать не дают.
— Высекут, высекут… Помяни мое слово, — сказал Галактион и подошел к самой воде.
Босой, в рваной длиннополой рубахе и всклоченными на голове волосами, юродивый, воздев руки к небу, что-то зашептал и стал медленно входить в воду. Ребята замолчали и с любопытством на него глядели. А Галактион умылся, окунулся и вскоре вышел из воды, блаженно улыбаясь и поглаживая свою тощую грудь. Затем он неспешно выжал рубаху и порты.
— Галактиоша, — подошел к юродивому самый маленький. — Дай гостинчика.
— А-а, Васенька, — ласково улыбнулся Галактион. — Сейчас дам, дам.
Галактион раскрыл суму, достал просфорку и протянул малышу, погладив того по голове.
Сразу же подошли к юродивому другие ребятишки, и для каждого Галактион достал что-то из своей холщевой сумки: кому просфору, кому кусочек пирога, кому пригоршню сушеной свеклы или яблоко.
Один Федька все еще стоял в стороне, не решаясь подойти к Галактиону. Юродивый его заметил.
— На и тебе, Федя, яблочко освященное.
Федька несмело подошел и протянул руку.
— Только больше ни над кем не смейся, Федя. Ладно? Не будешь?
Федька в знак согласия покачал головой.
— Ну и ладно, ну и хорошо, — ласково проговорил Галактион.
— А меня сегодня высекут? — спросил Федька.
— Тебя, Федя, сегодня сечь не будут, ежели вы теперь все пойдете со мной.
— Куда, куда, — загалдели ребята.
— В монастырь. Там скоро будет молебен и крестный ход… Новый каменный храм возведенный видели?
— Видели, видели…
— Его сегодня московские изографы расписывать начнут чудными красками. Вы сие видеть должны. Пошли.