Откровение Егора Анохина

Егор заметил, что разговаривавшие за столом Антонов с партизанами и Николай стали прислушиваться к тому, что поет-бормочет Дмитрий. Лицо Степаныча посветлело. Он пояснил вполголоса Николаю:

— Митя — поэт, стихи сочиняет… Иногда такое насочиняет — за душу берет, слезы сами из глаз шибают…

Спи, дитя мое родное,
Бог тебя храни:
Можешь быть теперь спокоен,
Все вокруг свои.
Далеко уже прогнали
Злых большевиков,
И винтовки замолчали,
Лязга нет штыков.
Это, детка, сам Степаныч
В Масловку пришел.
Выручать детишек малых
Торопился он.
Будешь старше — помолися,
Дядьку помяни.
Каб не он, так не спаслися
Родные твои…

Гнатик успокоился, затих. Дмитрий замолчал, осторожно опустил ребенка в люльку, на подушку. Мальчик, наверное, снова забеспокоился, и Дмитрий замурлыкал:

— Ну-ну-ну, закрой глазки… Сейчас я тебя буду качать, петь.

Егор услышал, как Николай проговорил с усмешкой Антонову:

— Гляжу я, нюх у вас на большевиков плохой…

— Почему так? — удивился Степаныч.

— Плохой, — подтвердил Николай, по-прежнему усмехаясь. — Сидитя, гляжу я, разомлели, а догадки нет, что большевик за одним столом с вами.

— Это не ты ли? — глядел на него весело Антонов.

— Не я, вот он, — указал Николай на Егора. — Ему даже шашку именную Тухачевский подарил. Эскадроном у него командовал.

— Коммунист? — с интересом повернулся к Егору Антонов.

Егор кивнул, недовольный братом: зачем он этот разговор затеял.

— Ишков, сколько у нас в отряде коммунистов? — спросил Степаныч у носатого разговорчивого партизана.

— Трое пока.

— А почему пока? Ты что, втайне от меня коммунистический отряд создать хочешь?

— А чо, и создадим… Как с поляками замирится краснота, вернутся в деревни красноармейцы-коммунисты, посмотрят на дела Маркелиных — Гольдиных — Шлихтеров, и один путь — к нам, — засмеялся Ишков.

— Страте-ег, — протянул Антонов и снова глянул на Егора. — И охота тебе в одной партии с Маркелиным состоять?

— Партия это не Маркелин. Партия за народ стоит… А такие, как он, пролезли…

— Ну да, какой бяка Маркелин, самовольничает, а управы нет, — едко усмехнулся Антонов. — Думаешь, там, в ЦК твоем, не знают о его делах?

— Если б знали, давно б уж…

— Ишь, как у нас, у русских, а? Царь всегда хороший, это бояре плохие… Знает все Ленин, знает!.. По приказу его действуют Маркелины. Не только здесь, в Борисоглебском уезде стон стоит, по всей Тамбовщине, по всей стране.

— Власть в стране народная. Это у нас… тут… Если б Ленин знал, он бы давно пресек. Разве я его выступления не читаю.

— Болтает он, мутит народ, чтоб у власти удержаться, о мировой революции бредит. Ох, как хочется мировым диктатором стать… Ишков, ну-ка, прочти телеграмму, какую на прошлой неделе Ленин в Тамбов прислал!

Ишков расстегнул сумку, покопался в бумагах, достал, прочитал вслух:

— Тамбов. Губисполком. Александру Григорьевичу Шлихтеру. Получил Вашу телеграмму. Необходимо организовать усиленную охрану из отборно надежных людей, провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города. Экспедицию пустите в ход. Телеграфируйте об исполнении. Предсовнаркома Ленин.

— И как же она к вам попала? — спросил Егор, помолчав, прислушиваясь к мерному скрипу люльки, которую качал Дмитрий.

— Не сомневайся, из верных рук… В прошлом месяце в Трескино поднялись мужики, погнали продотрядчиков, чуть станцию не захватили… Ты что ж, думаешь, Маркелин от злобной души своей застрелил сейчас двух мужиков? Напишет бумагу, заговор кулаков раскрыл, на корню пресек, спасибо скажут.

— Какой же Павлушин кулак? Или Трофим голопятый? Голь что ни на есть, — пробормотал Егор, отодвигаясь на лавке в сторону, чтоб не мешать матери расставлять на столе чашки, стаканы.

— Это для тебя — голь, а для Ленина — кулаки! Что же ты так невнимательно читаешь Ленина, — усмехнулся Антонов, — что же пропустил слова его о том, что все крестьяне, не сдающие хлеб бесплатно и добровольно, а желающие продать его, хуже разбойников.Все, кто не выполняет безропотно распоряжения продотрядчиков — кулаки, и подлежат беспощадному истреблению вместе с попами. Ты вчера заступался за попа? Вот ты теперь, для власти по крайней мере, сомнительный коммунист, концлагерь по тебе плачет… А ты думал, ваш советчик над попом просто так изгаляться зачал? Сам догмарычился? Он знает, куда ветер дует…

— Откуда он знает?

— Бывает он на совещаниях в уезде?

— Ездит.

— Там и накачивают. А ты как думал?..

— Так, я думаю, чего это вчера Чиркун с Андрюшкой с кислыми мордами у церкви крутились, када служба шла, — вставил Николай.

— Мужики, давайтя, разливайтя, наговоритеся потом, — сказала мать.

Дмитрий осторожно заглянул в люльку и с удовлетворенным лицом сел за стол.

Николай разливал самогон по стаканам. Антонов отодвинул свой в сторону.