Откровение Егора Анохина

— А хрен ли церемониться. Война есть война… Попался, становись! Ты со мной целоваться, что ль, собираешься?..

— Целоваться не будем, — ощерился Егор.

— Ну вот… Куда теперь? У какой стенки становиться?

— Туда, — указал Егор на дверь в комнату телеграфиста.

И в комнате Мишка не менял насмешливого тона. Видно, решил умереть весело. То, что он умрет сейчас, знали оба.

— Слыхал я, что ты к Антонову переметнулся, но не думал, что он так коммунистов уважает… Ты, что ль, вожак всей этой кодлы? Сотни три есть?

— Поболе, — в тон ему ответил Егор. — А чего же твое усердие Шлихтер не заметил. Разве мало ты крови у сельчан пускал? А он, ить, палачей любить.

— Я бандитскую кровь лил… тех, кто народ к счастью не пущал, на пути стоял…

— Ну да, да, Докин бандит! Митек Павлушин на пути стоял, к счастью не пущал. Чье только счастье-то? Тех, кто в Кремле окопался? Это они народ? Остальные рабы? Так, по-твоему?

— Чего ты орешь? Ты их рази не защищал?.. И чего ты меня сюда привел? Об чем нам с тобой говорить? Попался б ты мне, я б тебе душу травить не стал — враз успокоил… Какие такие тайны ты у меня выпытать хочешь? А? Про войска, режь меня, ничего не скажу!

— Ух ты! Да я поболе тебя знаю. Все приказы вашего Редьзко к нам поперед вас поступают. Тайны нашел…

— А чего же ты от меня хочешь? Покаяния? Не дождешься!.. Веди, стреляй!

— Сиди. Успеется, не минет, подыши чудока… В Масловке давно был?

Мишка не ожидал этого вопроса, замолчал, глядел исподлобья.

— Что там обо мне говорят? Знают, что я в партизанах?

— Был слух… — буркнул Мишка.

— А мать как? Не трогают?

— Живет.

— Кто же теперь в Совете? Вместо тебя?

— Нету больше Совета. Штаб Союза Трудового Крестьянства… Алешка Чистяков заправляет, — усмехнулся Мишка. — Как красные в Масловке — он буденовку свою на гвоздь вешает, как… ваши, в сундук прячет.

— А Настенька?.. — выдохнул тихо Егор.

Мишка молчал, потом поднял глаза, ответил:

— Сына ждем…

— Где она? — шевельнул одеревеневшими губами Егор.

— Этого я тебе не скажу! — твердо вымолвил Мишка. — Режь, не скажу! Нету ее в Масловке, а где она — под пытками не отвечу. Понял? Моя она! Всё. Забудь!

Они смотрели друг другу в глаза. Молчали.

— Ладно… — вздохнул Егор. — Ты мне о другом ответь, перед смертью ответь — как на духу… Не пойму я… Вот, мучил ты попа, это понятно, классовый враг — не человек, по-вашему, подлежит уничтожению. Это понятно… А зачем над Настенькой надругался, погано надругался, при всех, а потом взял да женился на ней…

— Все-таки покаяния ждешь? — усмехнулся Мишка.

— Да на кой мне твое покаяние, — поморщился Егор.

— Чего же ты хочешь?

— Не пойму я… Зачем ты женился на поруганной? Зачем тебе это? Разве мало девок?

— На кой они мне? — быстро и с искренним удивлением ответил Чиркун. — Я ить Настеньку давно люблю!

— Любишь?!

— А у тебя рази догадки не было? — снова удивился Мишка. — Да я скока раз подкарауливал тебя, када ты от нее шел. Руки тряслись, сами тянулись угробить тебя! Не знаю, как сдержался… Ты мне скоко крови попортил. Ох!

— А зачем надругался?! — снова воскликнул Егор. — Да принародно!

— Спьяну… — брякнул и замолчал, словно решаясь: говорить — не говорить, глядел на Егора исподлобья и не так весело и насмешливо, как когда входил в комнату телеграфиста, будучи уверенный, что сейчас умрет. Бравада спала. — Да не, не токо спьяну. Я тогда и тебя и ее страсть как ненавидел! Всех ненавидел, себя ненавидел. Я что хошь готов был сделать… Впрочем, я в мыслях давно держал испортить ее, а потом жениться. Рази ты не знал, что я к ней сватался, када ты на фронте был? Поп не отдал, не ровня… бедняк… Вот я ему и показал тада, кто ровня, а кто не ровня… Просто так, по-честному, я бы ее никогда не получил в жены, даже ежли тебя похарчил. За кого хошь отдал бы ее поп, только не за меня. Теперя она моя законная жена. Дитя ждем… — закончил он совсем миролюбиво, и гордо.

— Как же ты живешь с ней? Она ж тебя ненавидит… — вырвалось у Анохина.

— Кто те сказал! — засмеялся Мишка как-то совсем добродушно. — У нас с ней лад… мирно живем.

— Да разве может быть лад после такого позора?

— Какого позора? Забыто все давно… У бабы память, как у курицы. Любишь ее, и все ладно… Мож, ты мнишь, что она о тебе вспоминает? Брось! У всех баб так: с глаз долой и стал чужой. Испокон так! Не мни…

— И она с тобой ласкова?

— А как же? Я ить муж ей!Все по закону: и по-совецки, и в церкви были. Без церкви она ни в какую… В Борисоглеб ездили… Тишком… Я ее, можа, лелею боле, чем самый разлюбезный муж. Можа, када мы вдвоем, я ее со своих рук не сымаю, — Чиркун вытянул перед собой большие руки.

— Я ее все равно найду, — твердо проговорил Егор.

— Можа, найдешь, ежли тебя ране не прихлопнут, как ты меня щас, — скривил рот в ухмылке Мишка. — Как бы вы ни бегали по лесам, все равно вас переловят всех, перестреляют. Никуда ни денисся. Колчака похарчили, Деникина прогнали… А какая силища была!.. Антонов что — муха, сколько ни летай, все равно прихлопнуть.

— Я Настеньку все равно найду, — повторил Егор.