Откровение Егора Анохина

— Ну, этот нам не интересен… Отступающие останавливались здесь?

— Нет. Два дня назад по шоссе колонна проскочила: шесть танков и восемь машин с немцами. Все машины с пушками. С тех пор тихо…

— Понятно.

В это время на пороге показалась Эмма с грудным ребенком на руках. Двухлетний мальчик ковылял следом. Она испуганно и растерянно остановилась, глядя на солдат.

— А эти откуда взялись? — радостно воскликнул веселый солдат и указал на детей.

Мальчик насупился, крепче вцепился в юбку матери, исподлобья смотрел на чужих, шумных людей. Заметив, что все они вдруг уставились на него, мальчик испугался, кинулся косолапо к Егору с криком:

— Папа! Папа!

Анохин подхватил его на руки, похлопал по голой попке ладонью, успокаивая, говоря:

— Тихо, тихо, Ваня! Все хорошо! Это свои! — и буркнул, хмуро ответил веселому солдату. — Откуда положено, оттуда и взялись…

— Ишь, хмырь, мы за Родину кровь льем, а он тут Гансиков плодит, — беззлобно проговорил веселый солдат.

— А ты бы на моем месте устоял? — спросил Егор, взглянув на Эмму, которая по-прежнему стояла на пороге, глядела с тревогой на них.

— Да-а, устоять тяжеленько было бы! Эх, подержался бы я сейчас за эти титьки! — воскликнул веселый солдат. — Как, товарищ лейтенант, подержимся, а? Перины у нее, думаю, мягкие!

Анохин напрягся, волком взглянул на веселого солдата: неужто со своими сцепиться придется?

— Осади, осади, Семенов! — не повышая голоса, сказал лейтенант. Он, видимо, давно привык к трепотне веселого солдата. — Размечтался! Трава твоя перина!

— И на траве хорошо, только скомандуй!

— Ладно, приехали! — недовольным тоном остановил его лейтенант и повернулся к Егору. — Вы Анохин Егор Игнатьевич?

— Да, — поразился, оторопел Анохин. — Откуда вы знаете? — брякнул он, не удержавшись.

— У немцев в комендатуре все четко зарегистрировано: кто, где, куда, откуда!.. Мы за тобой, собирайся!

Егор вспомнил, что на допросе он назвал немцам свою настоящую фамилию. Все документы, когда их окружили, командир взвода приказал зарыть в лесу.

— Голому собраться, только подпоясаться. Можно и так ехать…

— Не жалко оставлять? — кивнул лейтенант на детей.

— Жалко, жалко… — признался Егор. — Сердце разрывается… но что делать? Разве можно избежать?.. Нет…

— Товарищ лейтенант, — заканючил вдруг притворным жалобным голосом веселый солдат, — если перина отменяется, давайте хоть пожрем тут! Смотри, поросята, телята: мясца, должно быть, полно, и молочка, небось, хоть залейся…

— Правда, давайте пообедаем, еды много, — поддержал его Егор.

Лейтенант потер пальцами подбородок и согласился.

Как убивалась, как рыдала Эмма, не пускала Егора в машину! Совсем по-русски рухнула на землю, биться начала, когда машина выезжала со двора. Долго, очень долго стоял в ушах Анохина громкий разноголосый крик детей во дворе немецкой усадьбы! Не рыдала только шестнадцатилетняя Ева. Она с бегущими по щекам слезами испуганно поднимала с земли, успокаивала мать. Двенадцатилетняя Эльза перекосила от крика свой большой рот, пыталась помочь сестре. Двухлетний Иван, Гансик, сидел рядом с ними на земле и визжал истошно, округлив от страха глаза. Эта картина надолго осталась в памяти Егора, давила тоской, выжимала слезы.

В городке Анохина допросили, подержали два дня взаперти, потом выдали обмундирование и направили в воинскую часть, под Берлин. Медаль «За взятие Берлина» сохранилась у него до сих пор. Лежит в картонной коробке с документами и другими юбилейными наградами, полученными за победу над Германией.

После войны Егор восстанавливал Днепрогэс, потом там же работал, побаивался показываться в Тамбов, опасался, что вспомнят о нем. Несколько раз он пытался уехать в Германию к Эмме, к своим детям. Городок Херцберг был на территории ГДР. Но не получилось, не удалось, не было возможности простому человеку перебраться в Германию. Вскоре Егор понял, что, даже если ему удасться каким-то образом оказаться в Германии, никто не разрешит ему остаться с Эммой. Немецкие власти вернут его в СССР. Со временем Анохин все чаще стал подумывать о том, что за двенадцать лет в Тамбове многое изменилось. Большинство прежних знакомых по НКВД, скорее всего, не вернулись с войны, пришли молодые, которые о нем слыхом не слыхивали.

6. Семь золотых светильников

Вспомни, откуда ты ниспал, и покайся,

и твори прежние дела.

Откровение. Гл. 2, ст. 5

В пятидесятом году его нестерпимо потянуло в Масловку, нестерпимо хотелось узнать о Настеньке: где она? Что с ней? Все острее и острее томили воспоминания о ней, его касаточке, о счастливых солнечных днях. Как жила она эти годы? Как перенесла войну? Ничего не знал он ни о матери, ни о брате Ванятке. Живы ли они? Знал, что брата раскулачили в тридцатом году, что жена его умерла по дороге в Казахстан, что вернулся он из ссылки с дочерью Дуняшкой, жил в родительском доме с матерью, работал в колхозе. Частенько навещал их Егор, когда жил в Мучкапе.