Откровение Невидимки: Катарсис

Клинок, покинув бездыханное тело мальчика, завибрировал. Последнее светлое колечко на лезвии стало сжиматься, отчаяно пытаясь отстоять свое место, свое право на существование. Но Дженнет уже все решила.

Свету здесь не место.

Черный клинок удовлетворенно звякнул, сев в новенькие ножны. Валкери побрела прочь от побоища. На её лице была пустота. Обреченная, мрачная пустота.

***

Спустя примерно час ходьбы, Дженнет остановилась.

Путь ей перегородил человек. Лунный свет бил ему в спину, просвечивая через многочисленные дыры в его одеяниях, скрывающих тонкую фигуру. В руке блестел змеевидный кинжал.

– Хозяин велел позволить обнажить тебе клинок, прежде чем я лишу тебя жизни, – прозвучал сиплый голос из недр его массивного капюшона.

Дженнет медленно подняла на него тяжелый взгляд.

– Роковая ошибка.

Глава 10. Рабы своей судьбы

Взгляд Амун-Ра бесцельно бродил по грязным серым стенам, периодически задерживаясь то в одной точке, то в другой. Его мысли были далеко от этого места. Он думал о человеке, который уже в третий раз ставит его жизнь с ног на голову.

«Чарли или не Чарли?»

Те чувства, которые он испытал, когда к нему вернулась память, было сложно объяснить. Слепящая радость и любовь от моментов, пережитых с К’шатри, разрывающая на куски кровавая жажда возмездия, щемящая боль от утраты… и страх. Мерзкий, гадкий, затаившийся в глубине, страх того, что эта история еще не закончена. И все повторяется, только теперь в сердце бури угодили Чарли и Элейн.

Амун-Ра сморщился, в полной мере ощущая собственную беспомощность.

С тех пор, как он потерял К’шатри, он больше ничего не чувствовал, ни сожалений, ни привязанностей. Человеческие жизни ничего не стоили, время просто проносилось мимо, унося их с собой, засасывая в бесконечный водоворот пустоты. А потом появилась Элейн. Веснушчатая непослушная девчонка, которая вопреки строгим запретам родителей приходила к жуткому чудовищу в их подвале каждый день. Она говорила с ним, спрашивала все подряд, от того, как устроен этот мир, до того, как ей подружиться с ребятами с соседнего двора. Он лишь молчал в ответ, изредка одаривая девочку взглядом. Постепенно её монологи, незаметно для самого Амун-Ра, стали перерастать в куцые диалоги, а потом и в полноценные беседы. Элейн болтала с ним о том и о сем, все пытаясь понять, кто он есть на самом деле. Каким-то образом, ей удалось пробить его каменную броню и расшевелить в нем что-то, что еще осталось от человека. И даже после того, как по его вине погибли её родители, Элейн не отдалилась от него, не позволила окончательно зарасти чешуей остаткам его человечности.

Наблюдая, как постепенно возникают чувства между Чарли и Элейн, Амун-ра сам стал вспоминать то тепло и любовь, которые он испытал давным-давно. Именно благодаря этим двоим, однажды утром, сидя на каменном полу, он прошептал: «К’шатри».

И теперь его распирало от досады, от того что он единственный, кто хоть немного понимает, что происходит, но совершенно ничего не может с этим поделать.

«Что ему нужно, зачем все это?» – мысли Амун-Ра вновь вернулись к самозванцу, выдававшему себя за Чарли.

От размышлений Амун-Ра отвлек металлический звук проворачивающегося в дверном замке ключа.

Вопреки его ожиданиям, в темнице показался морщинистый старик в темно-синей рясе с запачканным подолом. На шее старика чуть покачивался серебристый кулон с рубинами. Опираясь на трость, он медленно, с ощутимым усилием, подошел к столику и присел. Все это время пожилой мужчина не спускал с Амун-Ра внимательного, можно сказать, изучающего взгляда.

– Вы меня не знаете, – заговорил старик, – Скорей всего даже не знаете о нашей церкви, но все мы знаем о вас. И то, что вы сейчас здесь – это воистину чудо из чудес. Прежде чем вы заговорите, я так же скажу, что тот факт, что вы прикованы как какой-то зверь – кощунственен и богохулен сам по себе, за что я приношу свои самые искренние извинения.

Старик покорно склонил голову.

– Позвольте представиться, меня зовут Амадей. Я настоятель церкви богини Рамы.

Голос мужчины, несмотря на его возраст и физическую слабость, был очень хорошо поставлен, звучал громко и уверенно, как у воспитателя.

– Рама – воинственная богиня-мать, оберегающая своих детей и карающая своих врагов. Все мы – дети её, всякий посягающий на нашу жизнь – враг её, – настоятель схватился за свой амулет, – Да согреет нас тепло её, и да опалит врагов наших жар гнева её.

Амун-Ра нахмурился.

Его посетило давно забытое чувство одинокого раненного зверя, но он быстро отмахнулся от него, повторив про себя, что те времена давно прошли.

– Придание о Раме гласит, что она ступила на эту мертвую землю, когда мир был опустошен людской враждой и выжжен дотла яростью старых богов. Родники пересохли, урожай сгнил, а скот погиб. И в момент сильной нужды людям явилась богиня, готовая дарить им свое материнское тепло и защитить их от врагов. Со временем человечество, при покровительстве Рамы смогло дать отпор воле темных божеств, – тон старика слегка изменился, приобретая едва уловимый заговорщический оттенок, – но придание кое о чем умалчивает.