ИЕРУСАЛИМ. Корнилий сразу же по прибытии в Иерусалим встретился с Понтием Пилатом. “Корнилий, я рад встрече и хочу тебя спросить, что заставило тебя обосноваться здесь?” — “Понтий, чутье неприятное привело меня сюда. Само сердце подсказывает мне, чтобы я находился здесь”. — “И все-таки, Корнилий, если от чистого сердца?” — “Если от чистого сердца и моей доброй души, то я отвечу прямо: здесь я нахожусь только из-за того, что скоро в Иерусалим войдет Сын Божий Иисус. Я в долгу пред Ним и обещал Ему, что я буду находиться всегда рядом с Ним”.—”Не пойму я ничего,—сказал Понтий. — Иисус что, околдовал всех нас? Мы дела свои запустили и говорим только о Нем”. — “Понтий, мы радоваться должны, что живем во времена Сына Божьего, ибо мы видели Его и общались с Ним. И мы должны охранять Его, как глаза свои, данные нам Богом”. — “Я-то лично верю в Него и в Его проповеди”. — “Но, Понтий, посмотри, что творится вокруг. Церковь стоит против Него, Ирод против”. Понтий улыбнулся. “Корнилий, я все знаю, и мне об Иисусе, так же как и Ироду, известно все. Он пророчит бессмертие человека. Корнилий, ты то лично видел хотя бы одного из тех, кто вернулся из Царствия тьмы? Если ты видел и встречался с такими людьми, то не скрывай и скажи мне, кто они, где живут?” — “Понтий, мне пока тоже не все понятно. Творить чудеса Иисус умеет— я сам видел, и мне кажется, что Ему нужно отдать дань уважения и принять Его всем сердцем. А когда наступит наш час, и мы уйдем во “тьму”, тогда и убедимся, что есть что. Ведь жили Моисей и Илия, которые ясно говорили, что грядет на Землю Сын Божий по имени Иисус, так почему же мы сомневаемся? Не верить пророкам, значит не верить самим себе и всему тому, что мы видим”.—”Ты прав, Корнилий, лично я кое-что видел, и оно меня полностью убеждает в том, что за Иисусом кто-то стоит. А тот, кто стоит за Ним, выше нас во всем, и если Он выше нас, то почему не появится пред всеми нами?” — “Понтий, а Иисус, ведь Он посланник. Он пред нами, и что ты хочешь еще увидеть?” — “Не знаю. В любом случае я буду всегда стоять на стороне Бога-Человека Иисуса. Хочу, чтобы моя совесть была чиста не только пред Богом, но и пред собой и всей моей семьей”.—”Корнилий, я тебя понимаю, меня тоже что-то тревожит. Ты помнишь Сафаита?” — “Конечно, Понтий, помню”. — “Видишь ли, он действует от синедриона, и он может что-то свершить против Иисуса. Остановить его я пока не имею права. И что делать в этом случае — я не знаю. На данный момент мне все равно: есть Иисус или нет Его. Он не разбойник и не убийца. Пусть себе живет и проповедует Свое. Но есть и другое — люди, которые не верят Ему, с одной стороны, с другой стороны — они Его боятся, и если бы ты послушал, что они доносят мне об Иисусе — что-то нечеловеческое. Я порой и сам думаю: люди, люди, если вас сотворил Бог, то почему вы такие?” — “Понтий, мне кажется, нищий человек ничего плохого не скажет об Иисусе, а те, у кого карманы набиты динариями, тот будет лить грязь на Него, сколько хочешь”.
В палату вошла Клавдия. “Вы снова спорите?” — Да нет, Клавдия, просто мы беседуем об Иисусе”. — “Смотрю я на всех вас и удивляюсь, вы только беседуете о человеке, который послан на Землю Богами, нет бы помочь Ему в чем-то. Ведь сами знаете, как трудно Ему. Преодолевая пешком такие расстояния, одним словом, из нас никто бы не выдержал таких трудностей”. — “Клавдия, успокойся и прикажи слугам, пусть накроют нам стол, и мы там продолжим наш разговор. Пойдем, Корнилий”. — “Хорошо, Пилат, только давай пока больше не будем затрагивать эту тему”. — “Я согласен. Ты уже нашел место, где будешь жить?” — “Да, мой дом еще цел, и я там обосновался, недалеко от твоего Дворца”. — “Тот дом, в котором когда-то жил твой отец?” — “Да, Понтий”. — “Но ведь он похож на хижину. Ты можешь жить у меня”. — “Нет, Понтий, спасибо. Мне родное дороже”. — “Да, Корнилий, ты изменился, хотя как сказать”.