Читаем Откровения полностью

Когда я уже стал преподавать в Политехническом институте, то многих своих студенток перетрахал мысленно, взглядом. Смотрел на них, визуально их насиловал, визуально целовал их, визуально занимался с ними сексом, а они в это время томно улыбались мне, строили глазки молодому преподавателю. Откуда им знать, какие у меня были мысли?

Я в своем воображении снимал с них трусики, взором раздевал их, и представлял в развратных сценах. Сверху, снизу, сбоку, и пр.

Если бы эти бедные студентки знали бы, сколько раз их педагог-доцент, то есть я, с ними переспал в постели. И все визуально, образно.

Но они меня уважали, обращались ко мне на вы, я им ставил зачет, принимал у них экзамен. Вел себя с ними строго, деловито. Еще бы, я же был доцент. Причем молодой. Мне было всего 27 – 28 лет.

Читатель, ты думаешь, я ненормальный, что говорю об этом? Или ты думаешь, что остальные педагоги – мои бывшие коллеги, святые?

Может, они своим хорошеньким студенткам в душе читают проповеди из Корана? Или смотрят на них как на своих сестер?

Не смеши меня – читатель!

Кстати, замечу мимоходом, что спустя некоторое время я завел одну длинноногую студентку в ту самую аудиторию, где проходила моя защита диссертации. Я даже ей сказал тогда: ''смотри, здесь защищался я ''.

Потом уложил ее на стол (на тот самый стол, где во время защиты стояла ваза с цветами, и за которым сидели председатель ученого совета – профессор, секретарь совета), и удовлетворил ее как в лучших порнофильмах. С нее валил пар, и от ее стонов с наружной стороны окон разлетались голуби.

Она забеременела от меня. Заметьте, ребенок был зачат опять же в той аудитории.

Дальнейшая ее судьба мне неизвестна. Пытался я найти ее, но бесполезно все. Исчезла она окончательно из моей жизни.

Примерно в тот же период, и опять в этой же аудитории, я частенько играл в карты с педагогами и аспирантами нашего института.

Запирали дверь, один стоял на шухере, а мы тасовали карты. Играли естественно на деньги. И вновь я выигрывал. Не умея играть в карты, я побеждал у отъявленных шулеров по 30, а иногда и по 50 долларов США.

Та аудитория была для меня счастливой. Она была моей. Это было мое МЕСТО в жизни. Это была мой ячейка, это был мой пятачок. Там мне везло. Главное, найти свое место.

Жирафы, слоны живут в Африке, а не на севере. Там им место. Это их место.


:


Помимо места человеку нужно определиться со временем. Время – это необходимый критерий, оно как рефери определяет и фиксирует победы и поражения.

Совершенно случайно, опять же в тот период, я попал в круг задубевших наркоманов, ''шировых''. Они ''ширялись'', кололись, вводили в вену (причем делали это искусно, не хуже медсестры) морфий. Шипели после этого как змеи. И все передо мной, на моих глазах.

Представьте себе картину, где взрослые мужики (самому младшему было 33 года), собирались в одной комнате, готовили ''ханку''.

Что такое ханка? В железную миску помещали тирьек, демидрол, кислоту и пр. гадость, потом варили это на газовой плите, доводили до нужной температуры, затем содержимое в шприц, и оттуда себе в вену. Это есть ханка.

После того, как все они уже были под кайфом, в помещении царила тишина. Сердито бился дождь в окно, и ветер дул, печально воя. А в комнате молчание. Тишина.

Кто сидел на корточках, кто сидел на стуле, в кресле, кто лежал в постели. Главное – все молчали. Закрыв глаза, предавались грезам.

Иногда пропитанным хриплым голосом что – то бурчали под нос. Я не понимал что именно.

Они мне предлагали попробовать, я отказался. Дело в том, что мне повезло. Если бы я оказался в их кругу тремя годами раньше, возможно я согласился бы на это. Но время уже было не то.

Я был женат, преподавал в ВУЗ-е, и это явилось для меня останавливающим фактором.

Как говорил Ленин о революции; вчера было рано, а завтра будет поздно, но сегодня самый раз. Так что вперед! – скомандовал он рабочим и крестьянам при штурме Зимнего Дворца.

С ''шировыми'' на мое счастье я столкнулся именно поздно. Такова сила времени!


:


Будучи педагогом Политеха, встречался я с одной женщиной, она была постарше меня лет на 10, а может даже больше. Броская брюнетка, глаза горят, походка нежная, крутые бедра. Похожа на Туркен Шорай.

Короче говоря, мешок секса.

И с мужем ее мы общались. Учил он жить меня, как думать и дышать.

А сын их – высокий видный парень – студентом моим был.

Так вот, я с этой женщиной прожил лет пять как муж с женой, естественно семья ее об этом не узнала. Она даже кричала мне, будучи в постели подо мной (в самом начале нашего романа): ''Чина, ты великий Казанова. Те 25 лет, что с мужем провела я, все это ничто – перед годом – полтора, что мы проводим вместе''.

В принципе, она была права. К тому же вечно добавки требовала в постели. Ненасытная была она. Злая, страстная. Довольная жребием своим, она сказала как-то мне:

– Короче так! Я жду тебя во все нечетные дни недели. Придешь, понял? Ты понял?! А ну подними голову. Ты слышишь?

Н-да:Капризы, словом, без конца.

И я старался изо всех сил, до износа себя доводил. Мой бедный член был весь потресканный.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза