Откровения Екатерины Медичи

Я неуверенно кивнула. Тетушка довольно часто обращалась к Маэстро, дабы он изготовил какое-нибудь зелье; он даже помог излечить меня от лихорадки, но лишь сейчас меня осенило, что я так ни разу и не видела его самого. Неужели его визитам мешало то, что Маэстро — еврей?

Мы двинулись по Виа Ларга. С тех пор как я три года назад приехала во Флоренцию, мне довелось покидать палаццо ровно четыре раза, и посещала я только Дуомо.[1] В те дни меня окружала и ограждала от мира многочисленная свита, будто прикосновение к толпе могло повредить моему здоровью. Сейчас, когда тетушка вела меня в город, я чувствовала себя узницей, освобожденной после долгого заточения.

Восходящее солнце заливало город шафрановым и розовым светом. В жилых кварталах, окружавших палаццо, и по сию пору стоял тяжелый дух ночных кутежей. Мы пробирались по узким закоулкам, старательно обходя лужи помоев. Мне отчаянно хотелось задержаться хоть на минутку, полюбоваться на статуи, мелькавшие в нишах по обе стороны улочек, поглазеть на чеканные барельефы на вратах баптистерия и облицованный фасад Дуомо, но тетушка неумолимо влекла меня вперед, обходя людную рыночную площадь по глухим проулкам, где чахлые домишки кренились друг к другу, словно престарелые дерева, заслоняя утренний свет.

Я заметила, что тетушкин лакей как бы невзначай положил руку на рукоять кинжала в ножнах у пояса. Здесь было гораздо темнее, воздух был пропитан густой вонью испражнений. Держась поближе к тетушке, я косилась на тощих ребятишек, которые носились по закоулкам вперегонки с собаками, худыми, как скелеты. Сгорбленные старухи в потрепанных шалях, кое-где сидевшие в дверях лачуг, провожали нас внимательными взглядами. Сделав несколько головокружительных поворотов, мы в конце концов оказались перед дощатым домом, таким ветхим, что казалось, он вот-вот рухнет. Здесь тетушка остановилась, и лакей требовательно постучал в покосившуюся дверь.

Дверь распахнулась, и на пороге показался стройный мальчик с растрепанными волосами и сонными карими глазами.

— Герцогиня, я Карло Руджиери. — Увидев нас, он отвесил низкий поклон. — Отец ожидает вас.

— Ступай. — Тетушка сунула мне в руку полотняный мешочек, и я озадаченно взглянула на нее. — Ты должна повидаться с Маэстро с глазу на глаз. Когда он закончит, заплатишь ему.

Я заколебалась, и тетушка подтолкнула меня:

— Ну же, не мешкай. Времени у нас немного.

Карло, по всей вероятности, был старшим из сыновей Маэстро; из-за его спины застенчиво глазел на меня мальчик поменьше. Заметив его, я неуверенно улыбнулась, и малыш тотчас приблизился и ухватился пухлой ручонкой за мои юбки.

— Это Козимо, мой младший брат, — пояснил Карло. — Ему четыре года, и он любит сладости.

— Я тоже люблю сладости, — сказала я, обращаясь к Козимо, — только сегодня у меня нет с собой ничего такого.

Мой голос явно понравился малышу; он вцепился в мою руку, и Карло повел нас в сумеречную глубь дома, наполненную странным острым ароматом. На стопке заплесневелых пергаментов лежал пожелтевший череп; мельком глянув на него, я вслед за Карло начала подниматься по скрипучей лестнице. Пряная смесь ароматов становилась все сильнее; я различила запахи камфары, некоторых трав и паслена, что невольно напомнило мне осень — время, когда режут свиней.

— Папа, пришла госпожа Медичи! — крикнул Карло и распахнул передо мной дверь в тот самый миг, когда я поднялась на лестничную площадку. — Он хочет говорить с тобой наедине, — сказал он и добавил, обращаясь к брату: — А теперь, Козимо, отпусти ее.

Надувшись, малыш выпустил мою руку. Я расправила плечи и вошла в кабинет Маэстро.

Здесь было очень светло — это первое, что я заметила. Столбы света падали сквозь решетку в высоком неоштукатуренном потолке, озаряя комнату, которая оказалась немногим больше моей спальни в палаццо. Вдоль стен выстроились шкафы, битком набитые книгами и стеклянными банками, в которых плавало нечто бесформенное. В углу, возле крытого бронзой стола, высилась гора подушек. Изрядную часть помещения занимала большая мраморная плита на козлах. Я опешила, увидав, что на плите лежит полуприкрытое простыней человеческое тело.

Из-под ткани торчали голые пятки. Я остановилась.

— А, вот и ты, дитя мое! — раздался голос, исходивший, казалось, из ниоткуда.

Затем послышались шаркающие шаги, и взору моему явился сам Маэстро. Лицо его — худое, со впалыми щеками — обрамляла серебристая борода, поверх черной хламиды был повязан покрытый пятнами фартук.

— Не желаешь глянуть? — Он указал на мраморную плиту.

Я подошла. Чтобы посмотреть на поверхность плиты, мне пришлось встать на цыпочки. Мертвое тело принадлежало женщине. Голова ее была обрита, торс разрезан от шеи до самого таза. Не было ни крови, ни дурного запаха — только аромат трав. Я ожидала, мне станет страшно или противно, однако обнаружила, что меня завораживает зрелище опавших синеватых легких и сердца, сморщенным комочком покоившегося в чаше рассеченных ребер.

— Что ты делаешь? — спросила я шепотом, как будто покойница могла нас услышать.

— Ищу ее душу. — Маэстро вздохнул.