Откровения Екатерины Медичи

— Мальчику почти двенадцать, и он живет со своей матерью… — начала я и сделала глубокий вдох, впервые набравшись смелости задать вопрос. — Жанна правит Наваррой так, словно ее королевство отделено от всего мира, и отчасти так оно и есть, ведь Наварра расположена в Пиренеях, между Испанией и Францией, и это спасает королеву Наваррскую от испытаний, которые преследуют нас. Когда-нибудь трон Наварры унаследует ее сын. Каким образом он может быть настолько важен для меня?

— Может, — отвечал Нострадамус с возмутительной уверенностью, которая прозрачно намекала, что в дальнейших объяснениях я не нуждаюсь. — И однако же, будущее наше изменчиво и зыбко. Будь это иначе, не было бы смысла жить.

И почему только он всегда выражается так туманно? И все же, если ему известно мое будущее… Я взяла кубок и отпила.

— А мои сыновья… — начала я и тут же ощутила, как шевельнулся в душе глубоко запрятанный страх.

Франциск, мой первенец, умер совсем молодым. Неужели других моих сыновей ждет такая же участь?

— Все прочие ваши дети доживут до зрелых лет, — сказал Нострадамус, к моему безмерному облегчению.

Скатав карту, он сунул свиток в кожаный футляр.

— Так она лучше перенесет превратности пути, — пояснил он и протянул мне руку. — А теперь спустимся и отужинаем. Мадам Сен-Тер превосходно готовит жареного барашка.

После обильного ужина мы с Лукрецией распрощались с гостеприимными хозяевами. Закутавшись в плащи, мы вернулись в походный стан и на всем обратном пути не обменялись ни единым словом. После того как Лукреция помогла мне улечься в постель, я долго лежала без сна и смотрела, как лунный свет сеется сквозь полог шатра. Меня мучило необъяснимое чувство, что больше мы с Нострадамусом не увидимся, что эта карта была его прощальным даром, планом будущего, на которое я могла бы повлиять.

Постепенно я задремала… и мне приснился сон.

…Я бегу по каменному коридору. Вдалеке звонит колокол. Я обливаюсь потом. Жарко, жарко, словно в чистилище. Вокруг мечутся люди, смутные, охваченные ужасом фигуры. Страх леденит кровь; знаю, что происходит нечто чудовищное, то, чего я не могу избежать. Пронзительный вопль разрывает ночь. За ним другой, третий — несмолкающие предсмертные крики. Топот бегущих ног. Я спотыкаюсь, едва не падаю — и отшатываюсь в ужасе, когда взметнувшаяся рука упирается в покрытую влагой стену. Под ногами скользко. Я опускаю глаза и вижу кровь. Кровью залиты плиты пола, кровь расплескалась по стенам, стекая причудливыми извивами. Повсюду кровь. Слышу чей-то душераздирающий крик: «Нет! Нет! Только не он!» — и понимаю, что кричу я сама…

Я пробудилась, судорожно хватая ртом воздух, путаясь в промокших от пота простынях. Ночь была безупречно тиха, все замерло, однако я ощущала в воздухе странную дрожь — как будто нечто изо всех сил стремилось принять призрачную форму.

— Госпожа моя, вам нездоровится? — Лукреция соскочила со своей лежанки. — Послать за доктором?

— Нет. Я видела сон… ужасный сон. — Я пересказала ей увиденное. — Все там было, словно наяву. Я посейчас чувствую под ногами кровь. Я пыталась спасти чью-то жизнь.

— И вы знаете чью? — Лукреция зорко глянула на меня.

Я застыла. Я предвидела смерть накануне ужасного происшествия с мужем, хотя и не знала, что погибнет именно он. Этот сон обладал той же мощью, той же неумолимой уверенностью. Я прямо взглянула в глаза Лукреции.

— Нет, не знаю, но думаю… Думаю, что принца Наваррского.

— Сына гугенотской королевы? — Лукреция выразительно закатила глаза. — Вы же знаете, что она следит за ним, словно сокол за добычей. У вас и не вышло бы спасти его от чего бы то ни было, потому что мать не отходит от него ни на шаг. Лучше постарайтесь уснуть. Вы устали, да и ужин в доме провидца был чересчур плотный. К тому же вы беспокоитесь, что Филипп Испанский не позволит вам увидеться с дочерью. У вас разыгрались нервы, только и всего.

— Верно, — согласилась я, — должно быть, так и есть. Я просто переволновалась.

Лукреция вернулась на свое ложе. Нырнув под простыни, я натянула до подбородка покрывало, но уснуть так и не смогла: лежала в темноте, вновь и вновь воскрешая в памяти свой сон. Мелькнула мысль, что мне следовало бы посоветоваться с Нострадамусом, однако я знала, что делать этого не стану. Он и так сказал все, что мог, и мне не требовалось его подтверждения, дабы понять: я должна каким-то образом добиться того, чтобы юный Генрих Наваррский оказался при моем дворе.

Еще много дней спустя я думала о своем сне, однако письма мои к королеве Наваррской ни к чему не привели. Она отказалась послать ко мне своего сына, заявив, что мое намерение встретиться с Филиппом Испанским, который приводил ее в ужас казнями протестантов, не что иное, как низость. Жанна зашла даже так далеко, что сообщила: когда я после смерти Меченого отступилась от адмирала Колиньи, пускай даже его и оправдали, гугеноты прозвали меня Госпожа Змея, и она ни за что на свете не доверит мне жизнь своего наследника, пусть даже он следующий после моих детей претендент на французский престол.