Откровения. Книга первая. Время перемен

Этот город, его палящее солнце и спокойное море накатили воспоминания былых времён на человека, стоящего у окна в одном из небольших двухэтажных прибрежных домов. Смотря в эту безмятежную даль, он ждал. Ждал каких-то перемен. Но всё оставалось прежним.

Он провел ладонью левой руки по своему лицу — по чудовищному паутинообразному шраму, расходящемуся от висков до нижних скул на левой стороне лица. Протекторы называли это меткой отверженного. Они и есть отверженные обществом изгои.

Для него этот шрам был не просто напоминанием, а неотъемлемой частью его самого, словно бы он родился с ним. Да он и не помнил тех времен, что были до этого шрама и острова. Никто из них не помнил этого. И не вспомнил даже после того, как они покинули остров.

На миг ему почудилось, что он вновь там, на этом острове. В своем доме, в своей родной комнате. И сейчас он выйдет наружу, поднимется на обрывистый мыс и… Всё как и прежде. Дни там были бесконечно однообразны и похожи друг на друга. Они были вечными. Ужасные воспоминания, ужасные времена… Но теперь всё иначе. Они стали свободными. Почти…

В тот день, когда на остров прибыли четыре странника, всё изменилось. Но не для всех. Из тысячи людей, собравшихся на пристани, остров покинули лишь несколько десятков. Несколько десятков людей, двадцати из которым посчастливилось заполучить загадочную серебристую фигурку. Те, кто выжил в кровавой междоусобной резне и те, кого эти четыре странника решили взять с собой, даже без предметов. Почему не всех? Они боялись большой неконтролируемой толпы. Боялись потерять контроль над теми, кого освободили. И поэтому остров покинула лишь малая часть его обитателей.

Если верить их словам, эти четыре странника, вторгшихся в тот день в однообразную вечную жизнь острова и его обитателей, были протекторами. Собственно говоря, не так уж и много они о себе рассказывали. Самый старший из них, тот что был с фигуркой стервятника, называл себя Mortem — Смерть. Тот азиат, у которого была фигурка саранчи, Fames — Голод. Седовласый старик с фигуркой мунго, Prolio — Война. И последний, самый молодой из них, с фигуркой комара, Morbus — Болезнь.

Как они объяснили, эти странные имена были даны им не при рождении — их нарекли ими в тот день, когда они стали протекторами и выбрали себе металлическую фигурку из Сферы — хотя точнее будет сказать, что это сама фигурка выбрала своего владельца. А когда человек становился протектором, ему давали новую жизнь и новое имя, олицетворяющее животное изображенное на серебристой фигурке или те свойства, которые она давала.

Они толком не объясняли мотивов почему предали своих же протекторов, похитив из хранилища Сферы несколько этих серебристых фигурок зверей, и отправились в это далекое прошлое, освободив при этом несколько десятков отверженных узников острова вечности. Они хотели изменить историю, что-то исправить в ней, но не желали говорить причин.

Сами же пленники острова практически ничего не знали и не помнили из того, что происходило за его пределами. Протекторы были защитниками и стражами порядка, обвинителями и судьями — они решали всё и за всех, они управляли всем. Миром правили протекторы, в руках которых была сосредоточена огромная мощь загадочных серебристых фигурок.

Эти четыре, теперь уже бывших протектора, говорили о какой-то тирании, рабстве и неравенстве, которые воцарились в мире из-за того, что такая колоссальная власть и сила оказались у небольшой кучки людей, которые использовали ее в своих интересах, подчиняя себе мир. А они хотели предотвратить это.

И раз уж эта четверка предателей не хотела более считаться протекторами, то больше в шутку, чем в серьез, те отверженные, что покинули вместе с ними остров, стали называть их Всадниками Апокалипсиса — их имена очень этому соответствовали.

И эти Всадники переместили их всех через червоточину на две тысячи лет в прошлое — в эпоху римской власти и зарождения империи протекторов. Они должны были изменить историю, но время шло, а они так и не сдвинулись с первоначальной точки. Вот уже десять лет всё было на том же паршивом месте. А ведь здесь у них нет вечности. Всё надо было решать быстро и немедленно.

Бросив прощальный взгляд на спокойную морскую гладь, человек оторвался наконец от своих размышлений и воспоминаний. Отвернувшись от окна, он направился к другому человеку, сидящему на единственном стуле во всей комнате. Впрочем кроме этого стула в комнате ничего больше и не было.

— Он задерживается. Я боюсь, что мы можем и не дождаться его сегодня, — он обратился к сидящему человеку, поигрывая при этом в своей правой руке фигуркой с изображением фоссы. Он подбрасывал ее вверх и ловил. Сама фигурка была закручена короткой цепочкой, которая в свою очередь была крепко завязана на запястье руки.