Откровения людоеда

Так как я использовал немного своего отца и левое бедро мисс Лидии Мелоун, чтобы сделать Rosettes Stuffed with Olives and Almondsи Roast Loin with Peach and Kumquat Stuffing.В тот момент я не осознавал, сколь тщательно нужно контролировать силу своего искусства. Я также забыл о состоянии злобы и бешенства, в котором умер мой отец; психические вибрации в мисс Малоун были также слишком сильны — из-за этого и случилось неистовство беспорядочного секса — затем, когда плоть моего отца начала оказывать свое воздействие на чувства, страсть превратилась в ненависть и насилие. Естественно, прошло много времени, прежде чем я научился разбавлять вибрации и видоизменять их эффект.

После убийства и приготовления Генриха Херве — он был превращен в изумительно сочные и превосходные блюда! — я почувствовал, что вынужден рассказать близнецам об остальных, а именно о том, что послужило причиной кошмара в II Bistro.

— Вы скормили своего отца посетителям? — спросил Жак, и его рот открылся от удивления.

— Да. И его подружку. Но я тогда не знал, как контролировать энергию. Они были переполнены этим — сексуальностью мисс Лидии Малоун и яростью моего отца. Энергия была слишком сильной. Больше такого не повторится, теперь я очень осторожен.

— Теперь?

— Да. Были и другие после моего отца, но до Генриха Херве.

— Другие?

— Пожалуйста, больше не повторяй то, что я сказал. Там было — ну, — около полудюжины, я полагаю. Я не вея точный подсчет. Тем не менее, теперь вы все знаете и сможете помогать мне в моей работе. Особенно в приобретении необработанных материалов.

— Вы ожидаете, что. мы будем помогатьвам?

— Именно. Почему бы и нет? Вы ведь помогли мне с Генрихом Херве.

Жанна сказала:

— Это другое дело. Это потому, что мы с братом не любили его.

— Вы должны понять, — сказал я, — что в этом нет ничего личного— я служу своему искусству, своему творческому гению.

— Нельзя положить в банк творческий гений, Маэстро.

— Нет. Но в банк можноположить наличные. Тогда мы придем к соглашению?

Они с минуту смотрсли друг на друга, колеблясь. Затем Жанна сказала:

— Давайте сядем и поговорим.

Я нетерпеливо тряхнул головой.

— О чем мы должны поговорить?

— О цифрах, Маэстро, — сказал Жак. — О цифрах.

Агония и экстаз

Обед, данный для Amici di Germaniaимел такой финансовый успех, что я решил предложить им еще один вечер chez Orlando— и на этот раз не было бы никакого Генриха Херве, чтобы бросить тень на действо со своими «Roses and Moonlight», «Goodbye»Тости, «Praise Jehovah Mighty God»или жалкой «Old Man River».

— Чаевые почти такие же, как счет, — радостно завопила Жанна, хлопая в ладоши.

— Абсолютно понятно, — сказал я, — что спутники Герра Херве не разделяют его скаредности.

— О да, он был скрягой.

— Но только не после смерти, — добавил я. — После смерти он стал расточительным.

— Позвольте нам надеяться, что Amiciбудут столь же великодушны и во второй раз.

— Ты можешь рассчитывать на это, Жанна, — промурлыкал я.

Ради получения сырья для моего акта творения я разделался с Герром Штрайх-Шлоссом; в конце концов, если то, что он сказал мне, было правдой, и множество его товарищей в обществе разделяли его склонность к — к дисциплине— они бы непременно съели друг друга в плотском экстазе, который будет добыт у того, кто испустил последний вздох в агонии удовольствия, получаемого от боли. Правда, их членство было увеличено вдвое, но я подумал, что это было бы очень низкой ценой, чтобы заплатить за наслаждение от моего стола. Я ни на мгновение не представлял, что отсутствие Герра Штрайх-Шлосса будет прокомментировано так же, как и в случае Генриха Херве — который, к слову, находился совсем недалеко; Генрих, я знал, порой пропадал неделями напролет, уезжая в некий провинциальный тур, организованный его многострадальным итальянским агентом, Умберто Тамизи — только в эти вечера, могу добавить, мои посетители обходились без его бесконечных вечерних представлений. Возможно, они могли вообразить, что Отто фон Штрайх-Шлосс уехал вместе с ним — во всяком случае, меня это не особо волновало. Что меня действительноволновало — так это то, что я преподнесу им самый невероятный гастрономический опыт в их жизни — съедобную экспозицию принципов Поглощения, гения моей философии, превосходно сделанный гением моей кулинарной техники манифест.

Таким образом, я написал Герру Штрайх-Шлоссу в штаб-квартиру Amid di Germania, приглашая его на вечер «частного развлечения», и он согласился, отозвавшись на послание. Ликуя, я приступил к воплощению своих замыслов.