Откровения молодого романиста

Изображенный Томасом Пинчоном в первой главе «Радуги тяготения» стол Тайрона Слотропа, без сомнения, хаотичен, однако его описание — нет. То же и с описанием хаоса, царящего на кухне у Леопольда Блума в «Улиссе» Джойса. Трудно сказать, связную или хаотичную избыточность представляет собой перечень того, что увидел Жорж Перек за один день, проведенный на парижской площади Сен-Сюльпис (Tentative d'epuisement d'un lieu parisien, «Попытка исчерпания одного парижского места»). Да, его список поневоле случаен и беспорядочен: наверняка в тот день на площади произошла сотня тысяч событий, Переком не замеченных и не описанных. Однако сам факт, что в списке значится только то, что Перек заметил, делает список однородным.

К числу избыточных, но однородных перечней можно также отнести изображение бойни в романе Альфреда Дёблина «Берлин, Александер-плац». В теории текст Дёблина должен представлять собою упорядоченное описание мясоперерабатывающего комбината и того, что там происходит; однако при попытке понять, как устроено предприятие и какова логическая последовательность производственного цикла, читатель сталкивается с определенными трудностями, захлебываясь в густом потоке изливаемых на него подробностей, цифр, сгустков крови и гуртов напуганных поросят. Ужас Дёблиновой скотобойни — в потоке мельчайших деталей, захлестывающем ошеломленного читателя. Любой подразумеваемый порядок просто распадается в этом хаосе сумасшедшего скотства, которое пророчески намекает на бойни грядущего.

Описанная Дёблином скотобойня во многом сродни столу Слотропа в романе Пинчона: в обоих случаях мы имеем дело с упорядоченным изображением абсолютного хаоса. Эти (и подобные) псевдохаотичные перечисления вдохновляли меня во время написания главы 28 романа «Баудолино».

Мой герой Баудолино и его друзья направляются к легендарному царству пресвитера Иоанна. Внезапно они выходят на берег Самбатиона — реки, которая в иудаистской традиции представлялась состоящей не из воды, а из камней. Бушующие потоки песка и камня производили оглушительный шум, разносившийся на расстояние дневного перехода. Каменный поток замирал с началом Субботы, и лишь до окончания Субботы путники могли перебраться на другой берег.

Я вообразил, что состоящая из мертвого вещества река обязана быть хаотичной, особенно если все камни несхожи друг с другом по цвету, размеру и прочности. Из «Естественной истории» Плиния Старшего я позаимствовал удивительный перечень минералов, сами названия которых звучали в унисон, придавая моему перечислению дополнительную «музыкальность». Приведу несколько отрывков из созданного мною каталога:

Это было грандиозное движение валунов и грунта, неостановимое, и в нем переваливались грудами огромных бесформенных жерновов угловатые плиты, с гранями режущими, как железо, крупные, наподобие надгробий, а между плитами шелестели гравий, щебенка, дресва, битыши и голыши. Пролетая с одинаковой скоростью, будто брошенные шквалом, осколки травертина колотились друг о друга, по ним скользили крупные отпадыши скал, замедляясь в местах, где они попадали на каменную крошку; в промежутках круглые булыжники, отполированные, как водой, постоянным скольжением по камням и через камни, подлетали высоко в воздух, сталкивались между собой с сухими щелчками и засасывались теми же воронками, которые сами образовывали, когда летели вместе. Посередине коловратных вихрей и над водоворотами формировались выхлопы песка, пузыри гипса, облака брызг, пена из пемзы, ручьи мальты.

Там и сям река выплескивала грязь и кремни, путники едва уворачивались и прикрывали лица. <…>

На третий день замаячила на горизонте громада высоченных гор, они оказались между кряжей, отроги загородили собой небо, и трудно было идти по узчайшей тропке без малейшего намека на скорый выход, а задирая голову в стремнине, в выси видеть только малый кусочек неба и едва различимые облака, облеплявшие недосягаемый пик. С тех самых круч, из балки, можно даже сказать, щелки в толщине монолита, вырывался Самбатион: кипяток песчаника, клокотание туфа, взбрызги каменных капель, толкотня твердых тел, булькотание почвы, брыканье комков, преполнение брения, кропление глины постепенно преображались в бесперебойную струю, исторгавшуюся оттуда и переходившую в быстрину на стрежне, в беге к неизмеримому океану песка.

Наши друзья потратили день, тщась объехать ущелье и найти переезд над верховьем реки, но все без толку. <…>