Откровения на пути в обитель

Как-то само собой я определился с выбором профессии. Всерьёз решил стать лётчиком. Горячо, до фанатизма изучал книги по устройству самолёта и пилотированию. Настольными книгами стали для меня «Вам взлёт» Анатолия Маркуши и «Цель жизни» великого авиаконструктора Александра Сергеевича Яковлева. Увы, из-за плохого зрения пришлось в 7 классе «переквалифицироваться» в автодизайнера. И опять: изучение устройства автомобиля, история автомобилестроения. Было решено поступать в Московский автодорожный институт. Постепенно приходило отрезвление. Какое-то время я «завис» и оставил свои мечты о профессии, хотя этот вопрос для подростка является не самым последним. Выбору помог случай.

Мой двоюродный брат Серёжа с рождения имел ложный сустав правой голени, из-за чего правая нога у него была на 10 см короче левой. В 15-летнем возрасте ему сделали операцию с установкой аппарата Илизарова для компрессионно-дестракционного остеосинтеза. Почти десять лет в общей сложности его лечили в клинике ортопедии. Мне приходилось чуть ли не ежедневно навещать его, проделывая неблизкий путь на трамвае с сумкой продуктов. БОЛЬНИЧНАЯ АТМОСФЕРА СТАЛА ДЛЯ МЕНЯ ПРИВЫЧНОЙ. Как-то помогая ему при перевязке, я очень ясно осознал, что это – МОЁ ДЕЛО. Сразу же все вопросы о профессии упразднились. БУДУ ВРАЧОМ! К тому же мой брат кумир-гимнаст учился к этому времени в медицинском институте.

В день рождения после окончания 7 класса родители мне подарили мои первые наручные часы. Даже название запомнил – “Cornavin” – нашего Куйбышевского завода им. Масленникова, одного из лучших заводов в СССР. Часы были его побочной продукцией, а основное направление – военное приборостроение. Почему такое странное название у часов – загадка! Не мог налюбоваться я ими на своей руке!

Пережил я тем летом ещё одно смиряющее свидание с медициной. У меня прогрессировала близорукость, и меня госпитализировали в областную глазную больницу с перспективой ужасной операции: вырезать с бедра кусочки сухожилья и вставить их за глазные яблоки. Теносклеропластика – кажется, так! Лазерной офтальмохирургии тогда ещё не существовало.

Мне было, как всегда, ужасно одиноко на больничной койке в палате как раз напротив операционной, откуда после хирургической экзекуции вывозили на каталке друзей по несчастью с наглухо забинтованными глазами. Опять молился, как мог, упрашивал Бога. Терпел многочисленные инъекции, в том числе под конъюнктиву глаза. На контрольном осмотре лечащий врач обрадованно заявила, что необходимость в операции исчезла, удалось достичь даже некоторого улучшения зрения. В больнице опять немного влюбился – в маленькую симпатичную медсестру. Прошёл дипломатично, как по лезвию бритвы, сквозь козни шпаны. В моей палате лежали для исправления косоглазия двое ребят с бандитского района «Металлург». По их милости чуть не лишился своих новых часов, но Господь опять защитил меня. Хотя был момент, когда судьба родительского подарка была, казалось бы, предрешена.

Эти годы запомнились мне как время трепетного паломничества «во святая святых» – районную библиотеку. Благоговел перед книжными стеллажами, тихо ходил между ними, выискивая «самую нужную книгу». Тишина, разговор шёпотом, особый библиотечный запах приводили в какое-то душевное умиление. Несмотря на кардинальную перемену в информационных приоритетах, появление Интернета, я и сегодня берегу читательский билет в областную библиотеку, как паспорт.

Мои школьные годы прошли под вечерний аккомпанемент громких звуков радиоэфира. Папа при помощи старенькой, но мощной ламповой радиолы «Концерт» ежедневно по вечерам «выходил на связь» с «голосами». Было привычным проводить вечер под потусторонний голос диктора. «Вы слушаете “Голос Америки из Вашингтона”… радиостанцию “Свобода”… “Свободная Европа”». Царившая тогда в СССР атмосфера «двойной морали», видать, не была угодна моему дорогому родителю, и он, рискуя нарваться на неприятности (стены в «хрущёвке» далеки от идеалов звукоизоляции), пытался выудить сквозь свистяще-ревущую какофонию глушителей слова правды. При этом папа обязательно смотрел выпуски последних новостей в программе «Время». Дух диссидентства передался, видать, и мне, но об этом ниже.

Мне не чужды были дворовые игры. Родители, преодолевая свойственную им тревогу, скрепя сердце отпускали меня во двор. Похоже, они понимали, что без этого я, при всех моих физических минусах, вырасту неким оранжерейным цветком. У нас была довольно большая компания. С раннего детства мы играли в футбол, хоккей, «выбивалы», «штандр» с мячом, «чики» или «чашечки» из бутылочных крышек, рисовали мелом «классики» на асфальте и прыгали на них, гоняли летом на велосипедах, а зимой – на лыжах и коньках. Недалеко от дома находился большой стадион «Заря» с прекрасным катком, массовыми катаниями в сопровождении музыки и хоккейной площадкой.