Откровения судебного медика [сборник]

Хорошие адвокаты по уровню юридической подготовки стоят примерно на равных, но их основной инструмент — защитная речь в суде — сугубо индивидуален. Стиль их выступлений и эмоциональная окраска речи всегда оригинальны, их не спутаешь друг с другом. Разве можно не отличить вальяжную, «старорежимную», убедительную манеру покойных Юрия Константиновича Енковского и Николая Кузьмича Харитоненко, обладавших выраженной харизмой, от напористого, активного, где-то агрессивного стиля Тамары Ходжигоровны Эльдеевой и Анны Николаевны Бюрчиевой, с чисто мужскими логическими умозаключениями. Кстати, Анна Николаевна с недавних пор стала работать в Московской адвокатской палате Генри Резника. Это ли не лучшее подтверждение тому, что наиболее способные наши защитники по уровню профессиональной подготовки не уступают своим столичным коллегам. Или, к примеру, спокойный, рассудительный анализ правовых коллизий у Магодеда Талибовича Сулейманова или Юрия Донатовича Бадмаева (у последнего солидный судейский багаж за плечами — не последний козырь в адвокатской колоде). Или экзальтированные, иногда почти провокационные выступления Сергея Андреевича Бургустинова. Экстравагантен, неординарен, непредсказуем, ничего не скажешь, явно не из компании европеизированного, лощеного Генри Резника; настоящий геморрой для судей и прокуроров. Но и востребован, вниманием клиентов не обделен. Некоторые считают это клоунадой, рассчитанной на простаков, и хотя мне ближе традиционность, но его стиль также имеет право на существование. Каждый из перечисленных защитников хорош по-своему, но все они есть или были личностями и мастерами своего дела. Адвокаты же средней руки безлики. Иной из них, вроде, и излагает все правильно, и на соответствующие статьи законодательства ссылается безошибочно, но речь его бесцветна, маловыразительна и вяла, как движения сонной осенней мухи на оконном стекле. Вряд ли такое выступление произведет особое впечатление на суд, даже если с аргументацией все будет обстоять в порядке.

Некоторые из представителей защиты работают строго в рамках правового поля; в качестве примера я могу назвать Магомеда Талибовича Сулейманова (и не одного его), который за 25 лет не только не пытался как-то повлиять на выгодный для него результат экспертизы, но даже никогда не поинтересовался, готова ли она. Другие балансируют на грани «фола» или пользуются связями с ведомствами, откуда пришли в адвокатуру: милиция, прокуратура, суд. Есть и те, кто, льстиво заглядывая в глаза эксперту, всячески склоняет его в пользу «своей версии». Балованный, ушлый, однако, народ, эти адвокаты. Об остальных говорить не берусь, греха не оберешься!

Тяжелее, если с другой стороны (закон это сейчас разрешает) выступает твой собрат судебно-медицинский эксперт; он такой же подготовленный специалист и может «подловить» тебя на оговорке, не выверенных аргументах, просто на неправильной формулировке. Но это же и мобилизует тебя, заставляет не относиться к посещению суда как к рутинному процессу. Утешает лишь то обстоятельство, что комментировать чужую экспертизу всегда проще, чем самому работать с объектами.

Меня лично никто не натаскивал на этот вид работы, напротив, свой первый опыт я вряд ли могу рекомендовать своим более молодым коллегам.

Меня вызвали в Верховный суд Республики совершенно по чужой экспертизе (эксперт, ее проводивший, находился в отпуске). Речь шла о громком процессе лета 80-го года, когда на скамье подсудимых оказался сотрудник милиции по фамилии Бемм. Это был, что называется, «гвоздь сезона»: распоясавшийся и озверевший от безнаказанности сотрудник ГАИ МВД, пуляющий направо и налево из табельного оружия, и погибший — скромный достойный молодой человек (кстати, нигде не работающий. — Авт.,— что по тогдашним законам попадало под статью — «тунеядство») из одной Закавказской республики. Тут, знаете, и политикой тех лет попахивало изрядно.

На суд было оказано беспрецендентное давление; из армянского села, откуда был родом погибший, пришла петиция с 2,5 тысячами подписей односельчан и с требованием «справедливого» сурового приговора подонку, к петиции прилагались фотографии похорон. В конце имелось недвусмысленное предупреждение, что в случае «неправильного» приговора этот факт будет расценен как дискриминация по национальному признаку, и потерпевшая сторона оставляет за собой право незамедлительно обратиться в Верховный суд РСФСР, а затем и далее по инстанции. На мой взгляд, и следствие, и суд изначально приняли откровенно обвинительный уклон. Надо было примерно наказать человека, позорящего честь мундира офицера органов внутренних дел, бросающего тень на мудрую межнациональную политику КПСС. По крайней мере, я хорошо помню, как под бурные протесты бородатой родни потерпевшего судом с ходу отклонялись ходатайства подсудимого и его защитника Раисы Борисовны Доногрупповой о вызове любого из свидетелей, могущих дать благоприятные для Бемма показания.