Откровения танкового генерала СС

Прошу подкрепления, но тщетно. Батальоны если и подойдут, то не раньше полудня. Их как раз сейчас снимают с линии бункеров у Мирополя. И снова грозно заговорила артиллерия врага, снаряды ложатся на правом фланге удерживаемого нами участка. Крупнокалиберные снаряды (15 см) тяжелого железнодорожного орудия перепахивают лес на участке 1-й роты, а в час ночи русские в третий раз идут в атаку на нас. Несколько минут спустя фланговая рота запросила помощи. Враг сумел глубоко вклиниться на позицию, и там сейчас кипит рукопашная. Люди, позабыв обо всем, сражаются не на жизнь, а на смерть, презрев все человеческое.

Не в силах всего этого больше выдерживать, срываю с головы наушники, сажусь в БМР и еду. Не глядя ни налево, ни направо, мой водитель проносит меня через наступающие группы русских, перебегающие через рокадное шоссе на остающихся незащищенными участках нашего охранения. Едем мы без света и видим только темные, мелькающие перед нами силуэты. Скрип тормозов на крутом повороте влево, потом водитель дает полный газ, и мы исчезаем за какой-то крестьянской хатой. Стрелки-мотоциклисты отражают последнюю атаку русских, и она вновь захлебывается в глубине нашей обороны. Силы неприятеля разгромлены до основания.

Крики бойцов смешиваются со стрекотом пулеметов, глухими разрывами ручных гранат, шум страшный, понять никого невозможно. Мы с Краасом метрах в 20 южнее дороги, сидим за какими-то полуразрушенными стенами и вглядываемся в утреннюю мглу, предвещающую новый день. Враг на всем участке ведет остервенелый минометный огонь. Мои бойцы оттаскивают раненого товарища в безопасное место, срывая с него обмундирование, чтобы наскоро перевязать раны. Подбежав к ним, я вижу моего старого друга В. Грецеха. Он смертельно ранен. Грецех лежит, закрыв глаза и едва дыша. Зову его, чувствую, что голос мой срывается на крик, когда я пытаюсь вернуть его в сознание, но напрасно. Здесь уже властвует смерть. Губы Грецеха едва заметно вздрагивают, будто он желает в последний раз произнести имя жены и детей. Веки чуть приподнимаются, я вижу его мутный взгляд. Голова медленно поворачивается набок. Грецех погиб от пули в сердце.

Гауптшарфюрер фон Берг, мой старый «фельдфебель», служивший сначала в 14-й, потом в 15-й роте, а теперь командир взвода в 1-й роте стрелков-мотоциклистов, лежит в первом из окопов. Пуля в грудь, убит. Юпп Хансен, закадычный друг фон Берга, захлебываясь кровью, зовет помощь. Ранение навылет в легкое. Бойцы оттаскивают его на куске брезента в безопасное место. Юпп узнает меня, хочет что-то сказать, но не может. Несколько часов спустя он умирает. Первый свет наступающего дня высвечивает картину ужаса, погибели и разрушения. Воронки, опаленные по краям, с корнем вывернутые деревья, искореженная техника, почерневшие от копоти развалины крестьянского подворья — немые свидетели безумной минувшей ночи. Передо мной тягач-однотонка. Ночью он пылал, как свеча, теперь это дымящаяся куча, бесформенное нагромождение обгорелого металла. Водитель так и остался сидеть за баранкой. Форма обгорела на нем, когда он был еще жив, обугленная грудь кое-где прикрыта черными лохмотьями. Обуглившийся череп с пустыми глазницами продолжает глядеть вперед. Мне хочется вопить, проклинать бессмыслицу войны, но вместо этого я кидаюсь в первый попавшийся окоп и отстреливаюсь от русских, которые залегли не дальше чем в полусотне метров от меня у дороги. При виде скрючившихся тел, которыми усеяно все вокруг, мне вспоминаются обагренные кровью поля Вердена. Мои товарищи вперемежку с русскими солдатами лежат мертвые в своих окопах — они угробили друг друга! Живые вынуждены выбрасывать из них погибших, думая о своей безопасности.

Рассветает. Ни одного живого русского вокруг не видать — передо мной опустевшее поле боя.

А вокруг цветущие луга, колосящиеся поля. И тишина, ни единого выстрела. Сначала с опаской, потом более уверенно мои товарищи выбираются из окопов, из-за деревьев и кустов. Один, выпрямившись, закуривает и смотрит туда, откуда на нас шел враг. Взоры всех неотрывно следят за пехотинцем. Но ничего не происходит. Звучат шутки, невинные подковырки — обычное дело на войне, в особенности после только что отгремевшей схватки, когда тебе приходилось рисковать жизнью. А она тем временем продолжается, берет свое. И никуда от этого не деться.

Пожимаю руку Гуго Краасу. Именно он был этой ночью стержнем обороны. В глазах его беспокойство, рука дрожит, взволнованная речь. Да, за последние двое суток мы потеряли больше наших товарищей, чем за все предыдущие кампании.