Откровения Заратустры

 — О, достойные служители Мудрости! Спор ваш показался мне очень интересным, ведь я исходил уже многие страны и нигде еще не встречал единого мнения на этот счет. Одни поют богам священные и хвалебные гимны, другие зажигают свечи перед рисунками своих святых или их деревянными истуканами. Третьи же, подобно вам, сжигают мясо жертвенных животных. Как разобраться, кто прав? Вот если бы жертву приносили мне, я бы сказал: "Мне мало разницы. Лишь бы мясо было хорошо прожарено, а свечи давали достаточно света. Песен же хвалебных я и вовсе не люблю". Так бы я ответил вам, если бы и сам был богом. Но, увы, я всего лишь бедный путешественник, и потому скажу: "Почему бы вам самим не спросить ваших богов, что им больше по вкусу?"

 — Что ты говоришь такое? — изумились оба мудреца. — Где же такое видано, чтобы боги запросто говорили со своими смертными? Только избранные получают право говорить с богами, да и то не смеют задавать им вопросы!

   Лица мудрецов покраснели еще больше, и Заратустра залился звонким смехом.

 — Тогда, достойные служители Мудрости, — смеясь, произнес он, — скажите мне, почему вы вообще решили, что ваша жертва нужна вашим богам?

 — Этот человек богохульник! — воскликнул тот, который предлагал приносить жертву в чистоте. — Напрасно мы обратились к нему, ведь теперь и мы повинны в богохульных беседах.

   Второй мудрец согласился с ним и, отойдя в сторону, тихо произнес:

 — Кроме греха богохульства этот человек может быть опасен. Когда народ услышит эти крамольные речи, кто сможет привести его в повиновение? Пусть свои мысли он расскажет царю, и пусть царский суд снимет с нас грех, определив, какой участи достоин этот бродяга.

   Решив так, они опять подошли к Заратустре и предложили ему отправиться к царю с тем, чтобы там рассказать о его мыслях.

 — За что вы собираетесь судить меня? — пожал плечами Заратустра. — Вот вы оба готовы были подраться за своим спором, я же своими словами снова сдружил вас. В этом ли мой грех? А если я сказал недостойное против Бога, так неужели же не сам Бог будет судить меня за это? Нет, достойные служители мудрости, я не пойду с вами к царю.

 — Тебе нечего бояться, незнакомец, — возразил ему второй мудрец, почитавший глину. — Если слова твои истинны, царь наградит тебя. Если же ты ошибаешься, то никогда не поздно поменять свои мысли. В любом случае,  ты не останешься внакладе, положившись на милость царя.

   В этих словах была спрятана хитрость, поскольку говорящий надеялся  сам заслужить царские милости тем, что отдал бы на суд опасного богохульника и видя, как бегали глаза этого мудреца, Заратустра опять рассмеялся.

 — Я вижу, достойный мудрец, что достоинство твое так велико, что только царь может купить его у тебя! — Заратустра очертил руками круг, как бы показывая, каким большим достоинством обладает его собеседник. — Я же человек простой и, отдав себя на суд Единому Богу, не стану искать царских милостей.

   За этими словами Заратустра повернулся и, оставив мудрецов, пошел прочь от города.

КУДА БЕЖАТЬ?

   Когда Виштаспа, ожидавший возвращения Учителя в тени придорожного дерева, узнал о случившемся, он в огорчении покачал головой и с досадой в голосе произнес:

 — Теперь нам нет места на этих землях. Теперь эти двое обо всем доложат царю, и тот станет искать, чтобы схватить тебя. Ты ведь знаешь, что Дурашрав не прощает богохульства и в лучшем случае тебя будет ждать сырая темница. Я же поклялся никогда не бросать тебя, и потому пойду за тобой, но не о том я огорчаюсь. Полюбив тебя, как родного отца, больше всего я не хочу тебя видеть в руках Дурашрава, и потому говорю, что не стоило затевать эту беседу. Но раз уж беда случилась, выход один — надо бежать из этих земель!

 — Чем ты напуган, дорогой мой Виштаспа? — печально улыбнулся Заратустра, глядя в глаза своему преданному ученику. — И куда ты собрался бежать от беды? Или ты не знаешь, что беда всегда остается с человеком, и куда бы он не шел, она всюду следует за ним по пятам?

 — Беда, может, и следует, но Дурашрав остается в своих владениях, — возразил ученик. — Другие же цари не имеют на тебя злобу и не станут преследовать тебя!

   От этих слов печаль оставила Заратустру, и его улыбка опять стала по-детски спокойной и беззаботной.

 — Ах, Виштаспа! В том ли беда, что Дурашрав ищет меня? Или же в том, что слова мои мешают ему? Ведь стоит мне отказаться от своих мыслей, как я перестану быть ему врагом и у него уже не будет поводов преследовать меня. А другие цари? Неужели ты думаешь, что богохульство придется им по вкусу? Вот и выходит, что куда бы я не отправился, я везде останусь с этой бедой или же, подобно воину, бежавшему от лица неприятеля, откажусь от опасных мыслей и сохраню себе жизнь. Думаю, ты не станешь просить меня об этом!

 — Что ж, — вздохнул ученик, — Надеюсь, что ты знаешь, зачем рискуешь своей головой.

   Тревога не исчезала из глаз Виштаспы, Заратустра же продолжал оставаться безмятежным.