— Это идет от предков, от язычества, когда все одухотворялись природой и возводили ее в божество. В детстве около нашего дома было все в цветах: полыхали сирень, жасмин, яблони. Красотища невероятная. А город был тихий, никакого асфальта, машин. Природа дышала, и мы жили в другом — чистом, незагрязненном мире. Я к цветам отношусь как к живым существам. Выращивал цветы, разговаривал с ними. Мне кажется, цветы меня понимают. И сейчас это сохранилось: поставленные мною в вазу цветы долго сохраняют красоту.
— Меня зажгла японская теория о том, что цветы — живые существа. И японцы каждый кусочек земли стараются облагородить цветами.
—
— Да, Лермонтов — мой любимый поэт. У меня сейчас вышла книжка о нем: «Все полно здесь имени его». Лет двадцать я приезжаю на праздник Лермонтова в Тарханы. Там так красиво, множество прудов. И что меня поразило — это древний дуб. Он уже полулежит, но все еще живой. С Лермонтовым меня связывает какая-то мистика. Когда я бываю в Пятигорске, обязательно прихожу на место его гибели. Хожу в домик Лермонтова и всегда думаю о фантастическом совпадении: когда Лермонтов был убит на дуэли, разразилась страшная гроза.
А мой друг Олег Комов, совершенно замечательный скульптор, к сожалению, уже покинувший этот свет, создал памятник Лермонтову — классический, в духе XIX века: поэт сидит на скамье. И когда в Тарханах экскаватор поднял скульптуру, чтобы установить ее, вдруг ударил гром, началась гроза. Памятник раскачивало, и Олег боялся, что памятник сейчас рухнет и разобьется. Но как-то удалось установить памятник на пьедестал — дождь и ветер сразу прекратились. И скульптор увидел, как по щеке каменного изваяния скатилась струйка воды. И он воспринял ее как слезу. Все связанное с Лермонтовым — для меня загадка.
— И в ранних стихах Лермонтов начинал как гений.
— И роман его «Герой нашего времени» — великолепная проза поэта. Каждое слово здесь граненое, как драгоценный минерал. В этом смысле мне Бунин особенно близок. Он потрясающий стилист. Когда стало возможно, я достал пять томов Бунина и читал взахлеб, входил в его мир, постигал его жесткость и непримиримость, восхищался его любовью к природе, к слову.
— Калинин во время войны был разрушен, и мы вернулись в эту разруху. Из мужиков были одни раненые, ослабленные. И нам, мальчишкам, вместе с нашими матерями приходилось делать всю черную работу. Я помню, как мы, худые, тщедушные, вытаскивали из воды разбухшие обломки бревен, чтобы высушить их и истопить печку. А в деревне я пас лошадей, водил их в ночное.
— Еще бы. Я и косил, и картошку окучивал. Убирали ее потом. Картошка — моя любимая еда. А потом мы еще лен расстилали, сушили.
—