Иосиф подарил Генриху новые книги и подписал. На книжке «Часть речи» текст: «Милому моему Генриху небольшое словоизвержение от Иосифа Бродского». На другой – еще одна надпись: «Вулканологу от волконолога – милому Генне от симпатичного Иосифа». И еще: «Генриху Штейнбергу, смотрящему в огонь. С любовью Иосиф Бродский». На сборнике «Мрамор»: «Дорогому Генриху. Прочтите эту пьесу, сэр, она – отрыжка СССР. 1989 г. Нью-Йорк». В последнюю нашу встречу вечером он попросил меня спуститься вниз за сигаретами: «Если я пойду, Мария догадается, что я опять собираюсь курить». Он всегда много курил. И, видимо, Мария за этим следила.
– Иосиф был человек веселый, легкий. Я его попросил: «Дай посмотреть на нобелевскую медаль». Вошли в его рабочую комнату, и он вытащил медаль из ящика стола и пошутил: «Видишь, на черный день». Но нобелевская медаль не производит впечатления золотой.
Генрих достает маленький альбомчик фотографий, снятых на похоронах Иосифа. И рассказывает, как все это было. Приехали Барышников, Алешковский, Рейн с Надей, Кушнер, Генрих и Александр Штейнберги, писательница Людмила Штерн.
– Гроб стоял в похоронном доме – с понедельника до четверга. С утра мы собирались. Фотографировать было запрещено. Потом шли в «Русский самовар», где три дня шли непрерывные поминки, а вечерами собирались там же, между Пятой и Бродвеем. Когда-то «Самовар» открыл наш друг Рома Каплан, а помогли ему создать Иосиф и Михаил Барышников.
– В те печальные дни заметил, что вдова Иосифа держится отчужденно. Похороны взяли на себя ее итальянские родственники. Когда повезли гроб Бродского в склеп, то не позволили сопровождать его даже Барышникову.
Историй, приключившихся со Штейнбергом, хватит не на один роман. Свою старшую внебрачную дочь Галину он удочерил. Она юрист. Генрих был трижды женат. И все по любви. Первая жена, художница Татьяна, месяца три или четыре провела на Камчатке. И этого было достаточно! Одна радость – рождение сына. Первенец Александр с фамилией матери, Сергеев, стал компьютерщиком, работает теперь в Москве.