Откровения знаменитостей

— Мама сама оставалась независимой и мне ничего не навязывала. В нашей семье все занимались своими делами.

— Чем занимался ваш отец?

— Он известный мультипликатор. У него много фильмов. Мы с ним очень редко видимся, потому что я живу за городом.

— Вы дитя любви?

— На эту тему я с мамой не общался. И потому не знаю, рожден ли я случайно или по любви. Но поскольку воспитывался в детских садах на пятидневке и в интернатах — тоже на пятидневке, то делаю логическое заключение: я случайный, не запланированный на счастье ребенок, которым родители с удовольствием поделились с общественными заведениями призрения. Довольно долго я в них воспитывался, пока мои сердобольные бабушка и дедушка не пожалели меня и не забрали к себе жить.

— Вы росли спортивным парнем?

— Конечно, хотелось стать сильным и красивым. Но я всегда был достаточно трезвым и понимал: красавец я никакой. Особенно в молодости. Я был абсолютным гадким утенком: узкие плечи, длинные худенькие ноги, огромный нос, кудряшки. Кто-то из родственников-мужчин ободрил меня: «Не переживай! Мы как вино. К старости становимся лучше, красивее, умнее, мудрее. Наша порода такая». Но вот я и заметил: сейчас, в 44, я нравлюсь себе больше, чем в молодости.

— На фотографии видела вас с двухлетним сыном. Он удивительно вас повторил.

— Да, сын очень похож на меня. И характером мерзким похож. И я этим счастлив!

— Он вам противоречит?

— Мне — нет. А вот своей маме — да. Противоречит во всем.

— А как восьмилетний Костя соседствует с шестилетней Соней?

— Как кошка с собакой. И притом невероятно дети любят друг друга. Могут драться. Если Костя говорит: «Соня пойдет туда…» — в ответ услышит: «Никогда! Ни за что!» А от внешнего мира они будут защищать друг друга отчаянно. Соня, как истинная женщина, любит своего брата больше всех. Опекает его. И она же его раздражает, дергает, задирает — свои женские штучки пробует на нем. А Костя, дурак, вместо того чтобы оттачивать на ней свое мужское мастерство общения, попадает в нехитрые женские сети.

— Вы так строги к сыну, но вопреки собственной логике, наверное, не идеально выстраивали свои отношения с их матерью, поскольку давно не вместе?

— Аксиома проста. Когда мужчина поймет женщину, а женщина — мужчину, все будет хорошо. Но это никогда не происходит. Это и невозможно. В этом и есть радость жизни.

— Радость — в преодолении различий или в несовпадении?

— Конечно, в несовпадении. В этом есть радость страданий — сердца закон непреложный. Отсюда и творчество проистекает. А если ты будешь всем ублаготворен и спокойно лежать, может быть, и станешь более здоровым, но все будет тускло! Пока мы, женщины и мужчины, как кремни, высекаем друг из друга искры, мы живы!

— У вас бывают и с новой любимой женщиной схватки?

— Конечно, я отношу себя к мужчинам. Ведь тут дело не в противоречиях — идет столкновение разных миров. Я же не требую — делай так, как я хочу. Упаси Господь! Давно перестал быть тираном.

— А тиранствовал?

— Каждому мужчине свойственна тирания. А тиранов либо иногда убивают, либо мужчина после тирании приходит к спокойной мудрости, когда понимаешь: чему суждено быть, то и случится. Если женщине суждено тебя разлюбить и уйти от тебя, разлюбит и все-таки уйдет. Если будешь запрещать ей что-то, она все равно сделает по-своему, и негатив от запретов перерастет в критическую массу, и случится ядерный взрыв. Финал очевиден. Каждый должен жить своей жизнью. Не мешать другому жить по-своему.

Так философски завуалировал писатель разрыв с матерью Кости и Сони. Он сидел в угловом стыке огромных окон. Купались в ярком свете дня пурпурная майка и куртка, подчеркивая триумфальную успешность писателя и общественного деятеля, его спокойное достоинство. Он смахивал на римлянина, выигравшего битву. Деревянными японскими палочками ловко подхватывал кусочки помидоров и огурцов, разрушая салатный натюрморт. И у меня почему-то вырвалось: