Откровения

Девушка взглянула на других моделей. Все они были миловидны по-американски, как девушки на рекламе «Крокета от Рольфа Моргана»: загорелые лица, золотистые волосы, вздернутые носики. Блисс понятия не имела, с чего вдруг модельер заинтересовался ею. Она с ее длинными, по пояс, рыжеватыми волосами, бледной кожей и большими зелеными глазами скорее походила на героиню картины прерафаэлитов, чем на девушку, которая только что вышла с корта после увлекательной партии в теннис. Но, опять же, Шайлер тоже пригласили на кастинг, только на другой день, так что, возможно, они сейчас ищут другие типажи.

— Девочки, может, вам что-нибудь принести? Воды? Диетической колы? — с улыбкой спросила секретарша.

— Спасибо, мне ничего, — отклонила предложение Блисс.

Другие девушки тоже покачали головой. Но все равно приятно было, что им что-то предлагают. За свою карьеру модели Блисс успела привыкнуть к тому, что персонал их игнорирует или смотрит на них свысока. Никто и никогда не проявлял особого дружелюбия. На кастингах Блисс всегда вспоминала, как ее дедушка осматривал коров на своем ранчо. Он проверял, в каком у них состоянии зубы, рога и бока. Вот и с моделями обращались как с коровами или как с кусками мяса: взвешивали их, измеряли и прикидывали достоинства.

Блисс хотелось, чтобы модельер поторопился. Ей не терпелось побыстрее покончить с этим. Она чуть было не ушла, и лишь чувство долга по отношению к своему агентству (ну и еще, честно признаться, некоторый страх перед букером[1] — лысым надменным геем, помыкавшим ею, словно рабыней, и никак не наоборот) заставило Блисс остаться сидеть.

Она все еще нервничала из-за того, что произошло в школе перед этим, когда она попыталась поделиться секретом с Шайлер.

— Со мной что-то не в порядке, — сообщила подруге Блисс во время обеда в столовой.

— Это в каком смысле? Ты болеешь? — поинтересовалась Шайлер, разрывая пакетик с картофельными чипсами со вкусом халапеньо.

Блисс задумалась — а не больна ли она в самом деле? В последнее время она определенно чувствовала себя плохо. Но это было дурное самочувствие другого рода: у нее болела душа.

— Трудно объяснить, — отозвалась Блисс, но все-таки решила попытаться. — Мне вроде как мерещатся всякие вещи. Скверные.

А точнее сказать — ужасные. Блисс рассказала Шайлер о том, как это все началось.

Как-то раз она отправилась на пробежку по берегу Гудзона и в какой-то момент, когда моргнула, вместо спокойной коричневатой глади реки она увидела поток крови — красный, вязкий, идущий водоворотами.

Потом однажды ночью через ее спальню с грохотом пронеслись всадники: четверо, в масках, на рослых черных конях; выглядели они отвратительно, а воняли еще отвратительнее. Словно ходячие мертвецы. Но видение, посетившее ее в другую ночь, было еще хуже: младенцы, пронзенные штыками, выпотрошенные тела, монахини, развешанные на крестах, обезглавленные жертвы... Это продолжалось.

Что же страшнее всего на свете?

Прямо посреди видения появился какой-то мужчина. В белом костюме. Красивый мужчина в ореоле сияющих золотых волос и с прекрасной улыбкой, от которой Блисс пробрало холодом до костей. Мужчина пересек комнату и уселся рядом с ней на кровать.

— Блисс, — произнес этот мужчина, положив руку ей на голову, словно благословляя ее. — Дочь моя.

Шайлер оторвалась от бутерброда с тунцом и подняла голову. Блисс было любопытно, как это Шайлер до сих пор удается с аппетитом есть обычную пищу; самой Блисс она давно уже казалась безвкусной. Может, это потому, что Шайлер — наполовину человек. Блисс из чистого любопытства запустила руку в пакетик с чипсами и взяла кругляшок. Он был солоноватый и приправленный специями — довольно приятно на вкус. Блисс взяла еще.

Шайлер задумалась.

— Ну ладно, значит, какой-то жутковатый тип назвал тебя своей дочерью. Ну и что? Подумаешь! Это всего лишь сон. А насчет всего прочего — ты уверена, что не засиделась допоздна за фильмами Роба Зомби?

— Нет... просто...

Блисс покачала головой. Она никак не могла объяснить, до чего же жутким был тот мужчина, и это ее раздражало. И слова его звучали так, словно он говорит правду. Но как это могло быть правдой? Ее отец — Форсайт Ллевеллин, сенатор от штата Нью-Йорк. Девушка снова задумалась над тем, кем же на самом деле была ее мать. Отец никогда не говорил о своей первой жене, и всего несколько недель назад Блисс, к удивлению своему, обнаружила фото, на котором ее отец был запечатлен вместе с белокурой женщиной. Блисс всегда считала эту женщину своей матерью, но на обороте фотографии было написано: «Аллегра ван Ален».

Аллегра была матерью Шайлер и одновременно самой известной в Нью-Йорке больной, пребывающей в коме. Если Аллегра — ее мать, значит ли это, что Шайлер — ее сестра? Впрочем, вампиры не имели семей в том смысле, какой вкладывала в это слово Красная кровь. Они были бывшими детьми Бога, не имеющими отцов и матерей.