Мне нравится концепция нашей школы и ее дизайн, но особенно я горд тем, что мы, не жалея, вкладываем деньги в свои начинания. Много денег. Мы с Перри с ужасом узнали, что Невада тратит на образование меньше, чем почти любой другой штат США, — $6800 на одного ученика, тогда как в среднем по стране эта цифра равна $8600. Мы поклялись, что в нашей школе дела будут обстоять не в пример лучше. Будем вкладывать в детей максимум средств, полученных как через государственное финансирование, так и от частных пожертвований, и докажем, что в образовании, как и везде, финансирование важно.
Кроме того, занятия в нашей школе будут продолжаться дольше обычного — восемь часов вместо обычных для Невады шести. Ведь для усвоения знаний требуются как время, так и практика. А еще мы собираемся активно привлекать родителей. Хотя бы один из родителей каждого ученика должен уделять школе по двенадцать часов в месяц, например, сопровождая учеников на экскурсии. Мы хотим, чтобы родители были нашими партнерами, чтобы они включались в учебный процесс и полностью отвечали за подготовку детей к колледжу.
Время от времени, устав или загрустив, я подъезжаю к школьному зданию и смотрю, как оно обретает форму. Изо всех моих противоречий это кажется мне самым поразительным и даже забавным: мальчишка, боявшийся и ненавидевший школу, превратился в мужчину, который черпает вдохновение в зрелище собственной строящейся школы.
Увы, я не могу приехать на ее открытие: играю на Открытом чемпионате США 2001 года. Я играю за мою школу, а значит, показываю лучшее, на что способен. После четырех кругов я встречаюсь с Питом в четвертьфинале. Когда мы выходим из-под трибун, понимаем: сегодня будет наша самая жестокая битва. Мы оба чувствуем это. Сегодня наша тридцать вторая встреча, у него больше побед — 17 против моих 14. И вот сегодня на наших лицах отчетливо проступает жестокость. Именно здесь и сейчас разрешится наше соперничество. Победитель получает все.
Казалось бы, Пит не в лучшей форме. Уже четырнадцать месяцев он не побеждал в турнирах Большого шлема. Дела у него не шли, и он открыто говорил о своем уходе из спорта. Но все это не имеет значения, когда он играет со мной. Тем не менее я выигрываю первый сет на тай-брейке и теперь настроен оптимистично по поводу своих шансов. Первый выигранный у Пита сет становится в общей сложности сорок девятым выигранным сетом на этом турнире — против одного, в котором я потерпел поражение.
Вот только Питу никто, похоже, не сообщил эти цифры. Он выигрывает второй сет на тай-брейке.
Третий тоже заканчивается тай-брейком. Я допускаю несколько дурацких ошибок — сказывается усталость. Пит выигрывает этот сет.
В четвертом сете мы несколько раз втягиваемся в бесконечные обмены ударами. Впереди — еще один тай-брейк. Мы играем уже три часа, и за это время ни один из нас не смог отнять подачу соперника. Уже за полночь. Трибуны — больше двадцати трех тысяч болельщиков — встают. Не давая нам начать очередной тай-брейк, зрители устраивают свой собственный, топая ногами и аплодируя. Пока мы вновь не приступили к игре, они по-своему говорят нам «спасибо».
Я тронут. Вижу, что Пита это тоже не оставило равнодушным. Но я не могу думать о болельщиках. Не могу позволить себе думать ни о чем, кроме как о пятом сете, которого должен добиться во что бы то ни стало.
Пит понимает, что, если игра перейдет в пятый сет, преимущество будет на моей стороне. Он знает, что должен мощно отыграть тай-брейк, чтобы не допустить этого. И у него получается. Вечер безупречного тенниса заканчивается моим ударом справа, попавшим в сетку.
Пит кричит.
Мое сердце начинает биться ровнее. Я стараюсь почувствовать горечь, но не могу. Интересно, оттого ли, что я уже привык проигрывать Питу в решающих играх? Или оттого, что моя карьера и вся жизнь стали богаче, содержательнее? Так или иначе, я хлопаю Пита по плечу и желаю ему удачи. Конечно, это еще не похоже на прощание, но уже смахивает на репетицию прощания, которое, вероятно, не за горами.
В ОКТЯБРЕ 2001 ГОДА, за три дня до предполагаемых родов Штефани, мы приглашаем к нам в дом наших мам и судью штата Невада.
Я люблю видеть Штефани рядом с моей мамой: двух самых застенчивых женщин в моей жизни. Штефани часто привозит маме в подарок пару новых пазлов. А я, в свою очередь, обожаю маму Штефани, Хайди. Она похожа на Штефани, так что ее вид всегда приводит меня в хорошее настроение.
Мы вдвоем стоим перед судьей — босые и в джинсах. Вместо свадебных колец — веревочки из пальмового волокна, такие же, которыми я когда-то скрепил первую подаренную ей именинную открытку. Это совпадение, впрочем, мы заметили гораздо позже.