После легкого второго завтрака отдыхаю: смотрю телевизор, читаю газеты, сижу в тени деревьев,- после чего иду на игру и побеждаю Марка Петчи, моего ровесника из Великобритании. Следующий матч играю против Беккера, которого теперь тренирует Ник. Он не раз заявлял на публике, что никогда не возьмется тренировать моих соперников, - и вот теперь работает с одним из самых заклятых моих конкурентов. Ник сидит в ложе Беккера. Борис подает, как всегда, мощно, со скоростью 217 километров в час, - но вид Ника за его спиной переполняет меня адреналином, и я, кажется, могу взять любой пущенный им мяч. И Беккер понимает это. Он прекращает бороться и играет для болельщиков. Проиграв сет на тай-брейке, он отдает ракетку девочке, подносящей мячи, как будто говоря: ты справишься с этим не хуже меня.
«Ты прав, - думаю я. - Пусть она играет за тебя - я разобью вас обоих».
Победа над Беккером выводит меня в финал. Кто мой соперник? Пит. Как обычно.
Матч транслируют по национальному телевидению. Мы с Брэдом решительно идем в раздевалку, где обнаруживаем Пита, лежащего на полу, со стоном подтягивающего колени к животу. Над ним склонились врач и тренер, позади маячит директор турнира.
- Пищевое отравление, - выносит вердикт врач.
- Тебя, кажется, можно поздравить с победой в Ки-Бискейн, - шепчет мне Брэд.
Директор отводит нас с Брэдом в сторону, спрашивает, согласимся ли мы немного отложить матч, дав Питу время поправиться. Я чувствую, как напрягся Брэд. Я знаю, каких слов он ждет от меня. Но я отвечаю:
- Мы подождем, сколько надо.
Директор с облегчением вздыхает и кладет ладонь мне на локоть:
- Спасибо! - говорит он. - У нас ведь четырнадцать тысяч зрителей. Плюс телевидение.
Мы с Брэдом шатаемся по раздевалке, щелкаем пультом от телевизора, болтаем по телефону. Я звоню Брук - она сегодня на прослушивании на Бродвее на роль в «Бриолине». Иначе бы была здесь.
Брэд бросает на меня убийственные взгляды.
- Расслабься, - советую я ему. - Может, ему еще не полегчает.
Доктор ставит Питу внутривенную инъекцию и поднимает его на ноги. Пит шатается, как новорожденный жеребенок. Он не справится.
К нам подходит директор турнира:
- Пит готов.
- Зашибись, - отвечает Брэд. - Мы тоже.
- Я с ним быстро закончу, - бросаю я Брэду.
Но Пит вновь выпускает на корт своего злобного двойника. Это уже не тот Пит, который скручивался в клубок на полу раздевалки. Не тот, который шатался, едва стоя на ногах после инъекции. Этот Пит - в форме, он подает мячи с невероятной силой, при этом даже не вспотев. Он играет гениально, не оставляя противнику никаких шансов. Вскоре он уже ведет 5-1.
Но тут уж я разозлился по-настоящему. Как будто подобрал раненую птицу, принес домой, лечил, вернул к жизни, а она вдруг вознамерилась выклевать мне глаза. Даю отпор и выигрываю сет. Я уверен, что выдержал единственную атаку, на которую у Пита могло хватить сил. Он наверняка уже сделал все, что мог.
Но во втором сете он выглядит еще лучше. А в третьем вообще играет как сумасшедший. Он побеждает по итогам трех сетов.
Я врываюсь в раздевалку, где меня ждет кипящий от ярости Брэд. Снова он повторяет, что на моем месте заставил бы засчитать Питу поражение и вынудил бы директора выдать мне чек за победу на турнире.
- Это не для меня, - отвечаю я. - Не хочу выигрывать вот так. Кроме того, если я не могу обыграть отравившегося парня, который катается по полу, значит, я недостоин этой победы.
Брэд резко замолкает, таращит на меня глаза, затем кивает. Он не может спорить с тем, что я сказал, он уважает мои принципы, даже если не разделяет их.
Мы выходим со стадиона вместе, словно Хэмфри Богарт и Клод Рейнс в финале «Касабланки». Начало прекрасной дружбы. Новый, жизненно необходимый член моей команды.
И ТУТ МОЯ КОМАНДА вступает в полосу неудач.
Применять концепции Брэда - все равно что учиться писать левой рукой. Он называет свою философию «Брэд-теннисом». Я называю ее «бредософией». В любом случает идет она туго. Чувствую себя так, будто вновь сижу за партой, ничего не понимая и мечтая скорее уйти. Бред настаивает, чтобы я был последовательным. «Будь как сила тяжести, - повторяет он вновь и вновь. - Дави не переставая. Задави своего противника». Он пытается заставить меня постичь радость победы любой ценой, радость достижения цели без оглядки на средства. Но без оглядки я умею лишь проигрывать. И погружаться в пучину мрачных мыслей я тоже способен отчаянно, безоглядно. Я доверяю Брэду, знаю, что он говорит дело, и выполняю все его указания - так что же не выигрываю? Я отказался от перфекционизма - почему же моя игра все равно далека от идеальной?
Я лечу в Осаку, где вновь проигрываю Питу. Нет, я не похож на силу тяжести, скорее на мыльный пузырь.
Лечу в Монте-Карло, где проигрываю Евгению Кафельникову - в первом же круге.
К досаде примешивается чувство оскорбленного достоинства. На послематчевой пресс-конференции Кафельникова спрашивают, каково было взять верх над Агасси в присутствии стольких болельщиков, поддерживавших его.
- Это было сложно, - отвечает Кафельников. - Ведь Агасси - почти Иисус.