Пыльцын А.В.: Нет. У меня был ординарец Женя, я потом фамилию уже по документам узнал, а так я не помнил его фамилию — Женька-ординарец, и всё. Он был младшим лейтенантом в ремонтной мастерской. Отремонтировали трофейный мотоцикл, и он, проверяя качество ремонта, погонял этот мотоцикл по деревням. Сбил девочку и попал за это в штрафной батальон. Он попал ко мне во взвод после рогачёвского рейда. Когда на реке Друть брали плацдарм, он был у меня ординарцем и, честно говоря, спас меня, когда я провалился под лёд на Друти, вытащил из полыньи. А потом мы были на формировании, встали в оборону, пошли в наступление. Так он пробыл в батальоне (я не помню, сколько ему дали — месяц или 2), дольше своего срока, потому что в боях не участвовал, а отбытием установленного срока в штрафбате считались только боевые действия. Так что если месяц боевых действий, это редко, кто выживал или не был ранен. В боях, когда мы под Рогачёвом были, 3 дня воевали, и всех, кому 3 месяца было, кому 2 месяца, кому месяц, но за эти дни боёв, где они проявили себя подвигами (без ранений) — все они ушли из батальона, восстановлены полностью в своих правах офицерских, вернули награды. Им всем вернули воинские звания, какие у них были. Это было первое условие по Положению о штрафных подразделениях, что человек может искупить свою вину подвигом, а только во-вторых, если ранен будет или, тем более, если убит. Убитые все на войне святые, все ни в чём не виновны. Так вот мой ординарец Женя Вдовин пробыл в ШБ больше, чем ему было установлено, потому что какую-то часть срока он не был в боях. Так что 2–3 месяца — это понятие весьма растяжимое, главное — воевать хорошо. Будешь воевать хорошо — никакого месяца, никаких 3 месяцев тебе не понадобится. Вот такие случаи у нас были.
Иринчеев Б.: Ясно. Александр Васильевич, вы сказали, что у вас была повышенная зарплата, у вас было самое новое оружие в батальоне, а как с питанием, как кормили?
Пыльцын А.В.: Питание обычное, стандартное армейское питание, никаких условностей, никаких добавок, никаких ограничений. Вот положено было 600 г хлеба, допустим, сухари, горячая пища 2 раза, а то и 3 раза в сутки — всё это было. Это только у Володарского в фильме ни на какое довольствие штрафбат не ставили, они сами себе добывали пищу, население прифронтовое грабили либо на наши же продсклады набеги делали. Это даже не кинематографическая глупость, это клевета. Кормили всю армию, гвардейцев и обычные войска, и штрафников по установленным нормам. Обычно на каждую стрелковую роту была походная кухня, когда позволяла обстановка, всегда мы ели и горячую кашу, и горячие супы или борщи. Бывали случаи, когда боевые условия не позволяют — нам давали на эти случаи сухой паёк. Обычно его давали на трое суток на всякий случай. Не будет горячей пищи — есть сухари, есть консервы, есть кусочек сала или какая-нибудь вяленая рыбка, или ещё что-нибудь, но всегда в кармане или в вещмешке сухой паёк был. Так что голода у нас никогда не было.
Был один случай, когда нас после Рогачёва, после рейда, перебросили под Быхов, чтобы там наступать, но случился такой необычный даже не снегопад, а снеговал — валило несколько суток кряду. Из-за этого наступление отменили. Все дороги завалены снегом, танки пустили на их расчистку, продуктов у нас уже нет, потому что их подвезти нельзя. И мы почти неделю жили на так называемом «диетическом» пайке. А из чего состоял этот паёк? На кухне были мешок сухарей и несколько банок американской тушёнки, больше ничего. Брали снег (его, ещё не закопчённого боями, было в изобилии), растаивали в кухне, кипятили воду, открывали одну банку консервов американской тушёнки — получался бульон. На 100 л воды одна литровая банка — представляете, какой бульон? И один сухарь. И вот, пожалуйста, котелок тебе этого бульона и одни сухарь в сутки, и всё, больше ничего. Так это потому, что обстановка была такая, это не потому, что нас морили голодом, а потому что обстановка не позволяла.
Иринчеев Б.: Александр Васильевич, извините, что долго вас спрашиваем, но ещё раз, возвращаясь к этому злосчастному сериалу «Штрафбат», который, к сожалению, многим мозги отравил. Там, во-первых, штрафной батальон состоит из заключённых ставшего модным солженицынского «ГУЛАГа», и там ещё изображён священник православный, который каким-то образом в этом батальоне появляется и из «Максима» немцев, поливает. Какое было отношение вообще к вере в штрафбате, люди же были и пожилые, и те, кто ещё, возможно, родился во времена Российской империи, при царе, крещёные. Понятно, что вы уже были молодой человек, советский человек, но там же были и пожилые. Как к этому относились?