Брали мы Друть и её крутой берег штурмом. Этот участок берега для нас выбрал сам генерал Горбатов. По разведданным этот участок оказался самым доступным, так как имел слабые проволочные заграждения и там не было минного поля. Крутой берег был полит водой и заледенел, как ледяная горка, и немцы считали его недоступным, поэтому, наверное, и не укрепляли дополнительно. Это было единственное место, где можно было поставить задачу малой части нашего батальона прорвать здесь оборону противника и дать возможность другим войскам армии пойти дальше.
Ким Н.: То есть и в этом случае командарм Горбатов заботился о наименьших ваших потерях?
Пыльцын А.В.: Эта забота проявлялась постоянно — мы все, от штрафника до командира батальона, это чувствовали. Видимо, не только потому, что батальон был офицерский, и все, кто останутся живы, пойдут на пополнение офицерского корпуса и 3-й армии, и частей фронта. Я повторю, что этот участок берега Друти был облит водой, заледенел, но там оказалось очень слабое проволочное заграждение, нет минного поля, и наши роты, правда, нелегко, без штурмовых лестниц, но взяли этот крутой берег, прорвали оборону противника, захватили несколько траншей и дали возможность стрелковым батальонам дивизии продвигаться дальше.
За то время, пока мы месяц были в армии Горбатова, никогда нам не ставили боевую задачу, не проявив величайшую заботу, чтобы, не дай Бог, лишнего человека не погубить. Так что особое человеческое отношение командарма отличалось в корне от некоторых выражений на фронте: «Главное — задачу выполнить, а какие там будут потери, не столь важно, — это же война. Война без потерь не бывает». А вот у Горбатова непреложным правилом было — в войне потерь как можно меньше. Без потерь войны не бывает, но надо делать всё, чтобы потерь было как можно меньше.
Ким Н.: Спасибо, Александр Васильевич, теперь мы перейдём от действий вашего штрафбата в армии генерала Горбатова к Вашей личной истории. После Дальнего Востока Вы попали на фронт?
Пыльцын А.В.: Нет, не сразу. Начал я армейскую службу сразу после начала войны, за 2 дня до неё окончив среднюю школу. Хотели мы, мальчишки, конечно, сразу все на фронт: «На фронт, мы немцев разобьем в неделю!» Такое настроение было. Сразу бросились в военкоматы, а там двое суток пришлось стоять в очереди, потому что туда устремились военнообязанные: «На нас напали, надо защищаться!» Только на вторые сутки дошла наша очередь. А мы ещё раньше писали заявления в военные училища. Я, например, тоже заранее написал, но в Новосибирский военный институт инженеров железнодорожного транспорта. Почему железнодорожного транспорта? Потому что у нас традиция семейная: отец, дед, братья — все железнодорожники. Вот и хотелось стать военным, как оба старших брата, и поддерживать семейную традицию. Когда началась война, ни о каком институте не могло быть и речи. «На фронт и только!» Военком нам сказал, что все военные учебные заведения уже закрыты для поступления, пойдёте рядовыми. Обрадовались, хорошо, что на фронт.
Отпустили нас на три дня, сказали: «Собирайтесь, прощайтесь с родителями, приезжайте в такой-то день, мы вас отправим». В назначенный день нас разбили на команды, погрузили в эшелоны и повезли на запад. Как мы обрадовались, на фронт едем! Даже известную с детства песню пели: «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов!»
Примерно сутки везли нас, потом вдруг остановились и на станции Бочкарёво или Куйбышевка-Восточная выгрузили. Если хорошо представляете себе Дальний Восток, то от Биробиджана и Биры, от излучины Хингана до места выгрузки километров 300. Мы все опешили: как же так, нас везли на фронт, а не довезли… Как оказалось, везли нас не на фронт, а на пополнение нашей Дальневосточной Особой Краснознамённой Армии. Там нас обучили, мы приняли присягу, и я ещё полгода прослужил рядовым в разведвзводе одой из дивизий этой Армии.