Откровенные рассказы странника духовному своему отцу

– Сделай милость, возьми меня с собой и отведи в какой-нибудь женский монастырь, я не желаю замуж, буду жить в монастыре да творить Иисусову молитву. Тебя там послушают и меня примут.

– Помилуй, – сказал я, – куда мне тебя повести? Я в этой стороне ни одного женского монастыря не знаю, да и как я с тобой пойду, когда у тебя нет паспорта? Раз что нигде тебя не примут, да и укрыться тебе нигде нельзя в нынешнее время, сейчас поймают, да и пошлют по пересылке в свое место, да еще накажут за бродяжничество. Иди лучше домой да молись Богу, а если не хочешь в замужество, то притвори себе какую-нибудь немощь. Это называется спасительное притворство, так поступали святая матерь Климента и преподобная Марина, спасавшаяся в мужском монастыре, и многие другие.

В то время, когда мы сидели да рассуждали, увидели, что четыре мужика гонят на паре по дороге и прямо подскакали к нам. Схватили девку, посадили ее в телегу и с одним мужиком отправили, а трое связали мне руки и погнали меня обратно в то село, где я летом жил. На все мои оправдания они только кричали: «Мы тебе, святоша, дадим знать, как девок сманивать!» К вечеру привели меня в сельскую управу, заковали мне ноги в железо да посадили в тюрьму до утра, покуда соберутся судить. Священник, узнавши, что я в тюрьме, пришел посетить меня, принес поужинать, утешал меня и говорил, что заступится за меня и скажет, как духовный отец, что я не таких свойств, как о мне думают. Посидев со мной, он ушел.

Попозднее вечером исправник, проезжая куда-то через это село, остановился у выборного, и ему сказали о случившемся. Он велел собрать сходку и меня привести в судейскую избу. Мы вошли, стоим и дожидаемся. Вот и пришел исправник уже в кураже[ 14 ], сел за стол в фуражке да и крикнул: «Эй, Епифан! Ведь девка, дочь твоя, ничего не снесла со двора?» – «Ничего, батюшка!» – «С этим болваном ни в каких дурных делах не уличены?» – «Нет, батюшка!» – «Так вот как мы дело-то рассудим да и порешим: ты с дочерью своею разделайся сам, а этого молодца завтра мы проучим и прогоним, да накрепко закажем, чтобы он сюда больше не показывался. Вот и все!». Сказав это, исправник слез со стола и отправился в свое место спать, а меня опять посадили в тюрьму.

Рано поутру пришли двое – сотский да десятский, высекли меня и выпустили, и я пошел, благодаря Бога, что Он удостоил меня потерпеть за имя Его. Это меня утешало и еще более возгревало непрестанную сердечную молитву.

Все эти происшествия нисколько не оскорбили меня, как будто случились с кем другим и я только их видел; даже когда меня секли, то и это в силу было терпеть; молитва, услаждавшая сердце, ничему внимать не попускала.

Пройдя версты четыре, я встретил мать девицы, ехавшую с торга с покупками. Она, увидев меня, сказала мне: «Жених-то наш отказался, рассердился, видишь, на Акульку, что от него бежала». Потом дала она мне хлеба да пирог, и я пошел далее.

Погода была сухая, и я не захотел ночевать в какой-нибудь деревне, а увидев вечером в лесу два огороженных стога сена, расположился под ними на ночлег. Когда заснул, вижу во сне, будто я иду по дороге и читаю главы Антония Великого из «Добротолюбия». Вдруг догнал меня старец да и говорит: «Не тут читаешь, вот где читай», – и указал на 35-ю главу Иоанна Карпафийского, в которой написано следующее: «Иногда учивший предается в бесчестие и терпит искушения за пользовавшихся от него духовно». И еще указал на 41-ю главу его же, где говорится: «Елицы молитву зельнее употребляют, сии от страшных и свирепых искушений пленяемы суть».