Читаем Откровенные рассказы странника духовному своему отцу полностью

Распростившись со всеми, я пошел с помощию Божиею в путь мой, и только хотел выйти за заставу, как у ворот последнего дома увидал стоявшего знакомого человека, который некогда был такой же, как и я странник, и которого я года три не видал. Поздоровавшись, он спросил, куда я иду? Я ответил: хочется, если будет угодно Богу, в старый Иерусалим. Слава Богу! подхватил он; вот есть тебе здесь и хороший попутчик. Бог с тобой и с ним, сказал я, разве ты не знаешь, что, по своеобычному моему нраву, я никогда не хожу с товарищами, а привык странствовать всегда один? Да выслушай-ка: я знаю, что этот попутчик будет тебе по нраву; как ему с тобой, так и тебе с ним будет хорошо. Вот видишь ли, отец хозяина этого дома, в котором я нанимаюсь работником, идет по обещанию тоже в старый Иерусалим, и тебе с ним будет повадно. Он здешний мещанин; старик добрый и притом совершенно глухой, так что как ни кричи, ничего не может слышать; если о чем его спросишь, то нужно написать ему на бумажке, и тогда ответит; и поэтому он не надоест тебе в пути, ничего говорить с тобою не будет, он и дома-то все больше молчит; а для него ты будешь необходимым в дороге. Сын его дает ему лошадь и телегу до Одессы с тем, чтобы там ее продать. Хотя старик-то желает пешком идти, но для его поклажи и некоторых посылок ко гробу Господню пойдет с ним и лошадь; вот и ты свою сумку можешь положить тут же. Теперь подумай, как же можно старого и глухого человека отпустить с лошадью одного, в такой дальний путь? Искали, искали проводника, но все просят очень дорого, да и опасно отпустить его с неизвестным человеком, ибо при нем есть и деньги и вещи. Согласись, брат, право будет хорошо; решись во славу Божию и для любви к ближнему. А я хозяев-то о тебе заверю, и они несказанно будут сему рады; они люди добрые и меня очень любят; вот уже я нанимаюсь у них два года. Поговоривши так у ворот, он привел меня в дом к хозяину, и я увидев, что должно быть семейство честное, согласился на их предложение. Вот теперь и расположились мы на третий день праздника Рождества Христова, если благословит Бог, отслушавши божественную литургию, отправиться в путь.

Вот какие нечаянные случаи встречаются на пути жизни! А все Бог и Его святое провидение правят делами и намерениями нашими, как и написано: и еже хотети и еже деяти Божие есть[Филип. 2, 13]. Выслушав это, отец мой духовный сказал: сердечно радуюсь, любезнейший брат, что Господь и еще неожиданно устроил увидеть тебя чрез непродолжительное время. И как ты теперь свободен, то я с любовию продержу тебя подольше, а ты мне и еще расскажешь побольше о своих поучительных встречах, бывших в твоем продолжительном странническом пути. Я и все прежние твои рассказы с удовольствием и внимательностью слушал. Это я с радостию готов сделать, ответил я и начал говорить.

Всего было много, доброго и худого; всего долго не расскажешь, да многое вышло уже и из памяти, ибо я старался в особенности помнить только то, что руководствовало и возбуждало ленивую душу мою к молитве, а все прочее редко вспоминал, или лучше сказать-старался забывать прошедшее, по наставлению св. Апостола Павла, который сказал: стремлюсь к почести вышнего звания, задняя забывая, в предняя же простираяся[Филип. 3, 13]. Да и покойный блаженный мой старец говаривал, что препятствия сердечной молитве нападают с двух сторон, с шуией и десной, то-есть, если враг не успеет отвратить от молитвы суетными помыслами и греховными замыслами, то возобновляет в памяти поучительные воспоминания или внушает прекрасные мысли, чтобы только хоть чем-нибудь отвлечь от молитвы, ему не терпимой. И это называется десное крадение, при коем душа, презрев беседу с Богом, обращается к удовольственной беседе сама с собою, или с тварями. А потому и учил меня, чтобы во время молитвы не принимать и самой прекрасной духовной мысли, да и по прошествии дня, если случится увидеть, что время проведено более в назидательном размышлении и беседе, нежели в существенной безвидной молитве сердца, то и сие почитать неумеренностью, или корыстолюбивою духовною жадностию, в особенности для новоначальных, коим необходимо, чтобы время, проводимое в молитве, преимущественно превозмогало большим количеством пред тем временем, которое провождалось в занятии прочими делами благочестия. Но нельзя же и всего забыть. Иное, само собой, так глубоко врезалось в памяти, что и долго не воспоминавши об нем, живо памятно, как например, одно благочестивое семейство, у которого Бог удостоил меня пробыть несколько дней по нижеследующему случаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Юродивый Христа ради. Юродивые, блаженные и праведники в русской классике
Юродивый Христа ради. Юродивые, блаженные и праведники в русской классике

Слово «юродство» в изначальном значении – духовно-аскетический подвиг, отказ от мирских благ и от того поведения, которое принято называть «разумным». Такой человек, не заботящийся о собственном быте, говорящий всем правду в лицо и боящийся только Бога, почти всегда кажется глупцом или безумцем, но «разумные» все равно прислушиваются к юродивому. Это ли не чудо? На Руси голос юродивого считался «гласом Божиим», и неудивительно, что образ «юродивого Христа ради» нашел отражение во многих произведениях русской литературы.Одни из наиболее ярких произведений, принадлежащие перу О. Сомова, Н. Лескова, Г. Успенского, И. Бунина и Б. Зайцева, составили этот сборник.

Светлана Сергеевна Лыжина , Светлана Сергеевна Лыжина (сост.)

Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика