Откровенные

Дело в том что Марк и не догадывался, что в последние дни «старик», под влиянием нескольких слов, сообщенных ему одним высокопоставленным лицом, вдруг изменил свои мнения на счет средств быстро и скоро осчастливить Россию и собирался уйти в отставку, не оставив никакого исторического памятника, который, как оказывалось, мог возбудить против него неудовольствие. Вот почему он, выслушав внимательно записку Марка, передававшую в изящной литературной форме то, что его высокопревосходительство частью набросал и частью устно сообщил Марку, хотя и похвалил за точность, ясность и слог, но особенного удовольствия не выразил и проговорил:

— Оставьте, я еще раз просмотрю… Тут кое-что надо изменить и кое-что дополнить…

— Вы изволите сделать указания?

— Сделаю… Пока можно повременить…

И с этими словами, протянув руку Марку, простился с ним благосклонным кивком головы, ни словом не заикнувшись о месте, о котором уже раньше намекал Марку.

Теперь Марк начинал уже сомневаться, что старик уйдет. «Видно, в самом деле даже и при переутомлении трудно расставаться с властью!» — усмехнулся Марк, недовольный, что диссертация его провалилась.

А вдобавок, и Павлищев хочет уезжать!? Неужели он уедет в такое горячее время? А если «старик», в самом деле, наконец решится уйти?

К изумлению Марка, Павлищев действительно взял отпуск и через неделю после отъезда сестры уехал заграницу.

XII

Благодаря миллиону Ксении, дела Трифонова начали поправляться. Во-время уплаченные долги по векселям спасли кредит Василия Захаровича, и крушение миновало. Старик ожил. Счастье опять к нему повернулось. Два его завода — железоделательный и машиностроительный, долгое время остававшиеся без работы и приносившие огромные убытки, получили большие заказы, а на строившийся на Урале гигантский завод, на который Трифонов истратил почти все свои наличные деньги, завод, обещавший в будущем неисчислимые выгоды, находились покупатели и компаньоны. Представитель одной французской компании уже был на месте и, вернувшись, предлагал весьма солидную цену. Василий Захарович, почувствовавший себя снова помолодевшим и окрепшим, теперь колебался: продавать ли завод совсем или взять компаньона для того, чтобы окончить это грандиозное сооружение и пустить его в ход. Ему теперь жаль было расстаться с этим своим «детищем», которое чуть-было не довело его до несостоятельности. Еще год, другой и это предприятие будет приносить громадные барыши…

С другой стороны, его несколько смущало то обстоятельство, что завод слишком далек от его глаз, и уж ему, старику, не так-то легко разъезжать, как, бывало, прежде. А без его хозяйского глаза дело могло идти скверно. И то при постройке его порядочно-таки «нагрели»: из представленных отчетов ясно было, что его обкрадывают. Он сменил главноуправляющего и строителя, но не особенно был уверен и в новых, назначенных им людях… И Василий Захарович мог только досадовать, сознавая свое бессилие. Ему бы следовало самому быть там, на месте, но ехать было нельзя в виду запутанности дел. А разделавшись с заводом, он может снова быть вполне спокоен за будущее своей семьи. Особенно его озабочивала участь его любимицы Ксюши… Ведь, после его смерти некому управлять делами. Сын совершенном этому неспособен, да и не тянет его к этому. Ксюша, положим, и могла бы, но за что наваливать на нее подобную обузу, да еще совсем для нее новую и едва ли приятную.

Она и теперь добровольно взялась помогать отцу и сделалась его секретарем — одна ведет всю его деловую переписку и исполняет это дело так хорошо и толково, что старик просто в восхищении. Но он понимал, что она делает это ради любви к отцу и чтоб заполнить чем-нибудь свое время. Эта работа ее пока занимала и, к удовольствию старика, еще более сблизила с ним дочь. Они чаще бывали вместе.

Такие мысли занимали Василия Захаровича и в это утро, когда он сидел в кабинете, у письменного стола, и снова перечитывал проект купчей крепости, составленный адвокатом Уржумцевым. Тут же на столе лежал и французский перевод, сделанный Ксенией. Сегодня в одиннадцать часов должен был приехать француз-инженер за решительным ответом, а Василий Захарович все еще колебался. Инстинкт и самолюбие дельца, не знавшего до последнего времени неудач, заговорили в нем, пересиливая, казалось, все его благоразумные соображения. Уж он забыл, в каком отчаянном положении находился всего несколько месяцев тому назад, и мечтал теперь о том, как он удивит всех своим гигантским предприятием и возбудит зависть в своих недоброжелателях. Думали, что он разорится, и вместо того… он сделается несравненно богаче, чем был до сих пор. Не самое богатство прельщало его — и после продажи завода он останется при тех капиталах, при которых был и которые составляют громадное состояние, вполне обеспечивающее семью, — а процесс достижения его и тщеславное чувство успеха.

В десятом часу Ксения, по обыкновению, вошла к отцу в кабинет и, поздоровавшись, присела около и спросила:

— Есть, папа, деловые письма, требующие ответа? Давай их мне.