Открыть ящик Скиннера

В 1976 году, всего через два года после того, как Розенхан опубликовал свои данные, я и в самом деле оказалась пациенткой психиатрической клиники на Восточном побережье, и это, кстати, не было симуляцией. Я, четырнадцатилетняя девчонка, имела кучу симптомов, куда, правда, не входили галлюцинации. Я делала все, что делают четырнадцатилетние девчонки, и еще кое-что. Я обожала драму и воображала себя будущей Вирджинией Вульф[26]. С другой стороны, не все в моем поведении было театральщиной. Даже не говоря о моих собственных симптомах, в «контейнере», как я почти с любовью начала называть клинику, я кое-что повидала. Я видела застекленный сестринский пост, откуда выкатывались хромированные тележки с похожими на конфеты таблетками, видела страдающего манией лунатика со струящимся по лицу потом, видела женщину по имени Роза, которую нашли в ванной с веревкой вокруг шеи. Да, я кое-что повидала. Я видела вещи, явно не родившиеся в головах врачей, вроде той петли на шее, поэтому для меня психические заболевания совершенно реальны. Впрочем, все мы, пациенты, собравшись в общей комнате, где дым стоял такой густой, что можно было топор вешать, играли поставленными нам диагнозами, как дети — разноцветными камешками: «пограничное состояние» было голубым и блестящим, «шизофрения» — алой с белой полоской, «депрессия» — тускло-зеленой и туманной, как катаракта, а потому ценимой невысоко. Одна попытка самоубийства расценивалась как ерунда, три давали вам некоторый статус, а более десяти вызывали мрачное уважение. Как преступники в тюрьме, мы обменивались профессиональными секретами, порожденными, несомненно, присвоенными нам ярлыками и получаемым нами лечением; в какой-то момент становилось трудно определить: мы ли существовали ранее ярлыков или ярлыки сформировали нас… Мое, например, состояние в «контейнере» ухудшилось — как в результате заражения, если в больнице распространяется стафилококковая инфекция. Что же касается утверждения, будто псевдопациенты не вели себя нормально, потому что нормальным было бы подойти и признаться в розыгрыше… ну так я видела прелестную девушку по имени Сара, студентку колледжа Смита, кроткую и спокойную, во всех смыслах образцового поведения, которая каждый день мягко просила ее выписать и каждый день получала отказ. Так разве можно тут судить? По сообщению Розенхана, санитары били пациентов и будили их окриком «Эй ты, вонючий сукин сын!» и так же обращались к ним в присутствии других людей. Я никогда не слышала ругательств от персонала. Нельзя отрицать, что психиатр, в чьем ведении я находилась, уделял мне совсем немного времени; впрочем, я все равно хорошо его помню, потому что он мне очень нравился. Его звали доктор Су, он происходил из какойто другой страны, имел усики и по какой-то странной причине часто носил с собой бейсбольную биту. Мы с ним обычно встречались в его тесном кабинете, где он, наклонившись, рассматривал порезы на моих запястьях, похожие на полураскрытые губы, потому что я постоянно расковыривала их украденными где-нибудь щепками. Взглянув на мои запястья, доктор Су с искренним чувством говорил: «Какой стыд, Лорин. Какой стыд, что ты так мучаешь себя».

Эксперимент Розенхана, как, возможно, любое произведение искусства, фокусирует свет, обладает мощным воздействием и не лишен недостатков. Вы, конечно, можете с этим спорить, как уже делали те, о ком шла речь выше. Только, как по доброте душевной сказал бы доктор Су: «Какой стыд!»

Тем не менее, на мой взгляд, Розенхан обнаружил несколько основополагающих истин. Ярлыки и в самом деле определяют, как мы видим то, что видим. Психиатрия — только что вылупившаяся из яйца наука, если вообще наука, поскольку по сей день она не обладает твердыми знаниями практически о любых физиологических субстратах психических заболеваний, а наука основывается на знаниях о теле, об измеримых вещах. Психиатры и в самом деле делают необоснованные заключения — не все, но многие, и могут быть надутыми индюками, возможно, из-за собственной неуверенности. Как бы то ни было, эксперимент Розенхана избавиться от этой неуверенности им не помог. Его статья вызвала ярость, а потом последовал вызов. «Ладно, — сказала одна психиатрическая клиника, выпячивая свою коллективную грудь, — вы полагаете, мы не знаем, что делаем? Ну так докажите! В следующие три месяца присылайте сколько хотите псевдопациентов в наш приемный покой, и мы их выведем на чистую воду. Вот вам!»

Так Розенхану была брошена перчатка.