Открытая дверь

Аллану Крукшенку давно казалось: хорошим банковским служащим он стал лишь благодаря тому, что всегда был человеком осторожным и… скучным. За свою жизнь он, пожалуй, ни разу не рискнул по-настоящему. На работе Аллан старался действовать благоразумно и расчетливо — и как результат ни разу не терял деньги клиентов. С другой стороны, служба в банке сделала его циником. Деньги к деньгам — в истинности этого избитого трюизма Аллан убеждался едва ли не каждый день. Его состоятельные клиенты на глазах становились все богаче, хотя никто из них не прилагал к этому ни малейших усилий. По-видимому, они считали, что так и должно быть; во всяком случае, никакой благодарности к Аллану, которому приходилось работать вместо них, они не испытывали. Многие из тех, кто числился в банковском реестре клиентов с крупным чистым капиталом, владели тремя-четырьмя отнюдь не самыми дешевыми домами, яхтами, чистокровными скакунами, собственными островами и бесчисленными произведениями искусства, но оценить все это по достоинству они были, по-видимому, не в состоянии. Каждый из них денно и нощно был озабочен только одним: как не потерять нажитое, как повыгоднее вложить деньги, чтобы приумножить и без того немалое состояние. Аллану такие люди казались ограниченными и скучными, а они в свою очередь, по-видимому, думали о нем точно так же.

Немногим лучше были и коллеги-финансисты, вместе с которыми Аллан работал в Первом Каледонском. Каждый был погружен в собственные проблемы, не обращая ни малейшего внимания на соседей. К примеру, руководитель отдела, в котором трудился Аллан, встречался с ним десятки раз, но, похоже, был не в состоянии запомнить ни имени, ни лица своего служащего. Во всяком случае, на редких корпоративных вечеринках он раз за разом рассказывал Аллану один и тот же бородатый анекдот, а Аллан в свою очередь с трудом сдерживался, чтобы не завизжать: «Ты мне это уже говорил, тупица!» Он, впрочем, давно научился сохранять на лице выражение внимательной заинтересованности и мог в нужном месте ахнуть или довольно натурально расхохотаться.

«Я должен иметь что-то такое, чего у него нет и никогда не будет, — часто думал Аллан. — Ни у него, ни у моих клиентов-бездельников. Мне нужно любой ценой заполучить тех двух Култонов…»

Но садиться в тюрьму ему тоже не хотелось.

За последние несколько дней Аллан не раз просыпался в холодном поту, с лихорадочно бьющимся сердцем. Изучая присланный профессором план, он выискивал возможные «узкие места», а сам думал, сколько лет ему дадут за участие в ограблении. И что скажут дети, когда узнают, что их папа находится «на содержании Ее Величества»? Стоит ли подвергать себя такой опасности ради каких-то картин, которые он все равно не сможет никому показать, не сможет похвастаться ими перед клиентами, боссом, коллегами? Да еще Марго, его бывшая жена… На протяжении многих лет она утверждала, что он — занудный тип, что разговоры у него скучные, что одевается он скучно, готовит — скучно, а занимается любовью еще хуже, чем готовит… Когда она ушла, Аллан понял, что все еще ее любит, но Марго уже нашла себе нового мужчину — молодого манекенщика, который носил стильные шерстяные рубашки-поло со стоечкой и беспрестанно улыбался глупой, самодовольной улыбкой. Это, впрочем, не мешало Аллану звонить бывшей жене каждые несколько дней. Он надеялся что-то поправить и предлагал Марго встретиться то в одном, то в другом модном кафе, но она, похоже, успела побывать в каждом из них.

Так, во всяком случае, она говорила.

И вот теперь Аллану представилась возможность совершить нечто такое, чего никогда не сможет позволить себе Мистер Модные Рубашки. Он мог совершить идеальное преступление. Пожалуй, только поэтому Аллан по-прежнему был полон решимости идти до конца, несмотря на терзавшие его ночные кошмары и дурные предчувствия. Черт побери, почему нет?! Быть может, его дети даже станут относиться к нему лучше, если в конечном итоге он и угодит в тюрьму: дурная слава в глазах подростков гораздо предпочтительнее полной безвестности.

— Ты уверен?.. — в двадцатый, наверное, раз спросил его Майк, когда они поднимались по лестнице на четвертый этаж, где жил Уэсти.

— Да, уверен, — ответил Аллан, от души надеясь, что голос его звучит достаточно убежденно.

Приятель поручил ему подробно проработать план операции, но каждый раз, когда Аллан находил какую-то вызывающую сомнение деталь, непременно оказывалось, что Майк уже об этом подумал. А после того как приятель привлек к делу Чиба Кэллоуэя и его молодчиков, они перестали испытывать нехватку рук, и сейчас Майк снова предложил Аллану отказаться от участия в налете, если он не уверен в успехе «на сто один процент».

— Решение за тобой, — сказал Майк. — Но что бы ты ни решил, никто тебя не осудит.

— Слушай, Майк, — ответил на это Аллан, — а ты, часом, не хочешь от меня избавиться?

В ответ Майк только покачал головой. Он не отвел взгляда, но ничего не сказал.