Николай Васильевич объявил, что прения переносятся на следующее заседание; все стали уходить, и по оживленным лицам я видела, что говорят о докладе. Митя еще был на эстраде – снимал таблицы" собирал бумаги.
Мне хотелось сказать ему, что он прочитал превосходный доклад, но это было невозможно, потому что Машка все не уходила – должно быть, ждала, что сейчас мы пойдем кокетничать с Митей.
– Маша, милая, не сердись на меня. Мне нужно поговорить с ним. Я тебя в другой раз познакомлю.
Я боялась, что она очень обидится. Но она только значительно посмотрела на меня и сказала:
– А-а… понимаю…
Потом сухо простилась и ушла. Без сомнения, ей казалось, что никогда в жизни она не приносила большую жертву.
– Дмитрий Дмитрич…
Я остановила его, когда он спускался с эстрады.
– А, Танечка! Добрый вечер.
– Добрый вечер. Я хотела сказать вам. Это было замечательно – то, что вы говорили. Для вас, разумеется, не имеет значения, что я… Но я с вами согласна.
– Спасибо.
И Митя крепко пожал мою руку.
– И спасибо за вашу записку, – прибавил он, улыбнувшись. – Я прочел и позавидовал.
– Чему же?
– Не знаю. Тому, что вы такая милая. И любите стихи. И молодая. А доклад… Я увлекся и сказал больше, чем хотел. Это был провал, Да?
Я сказала:
– Это был блестящий успех.
– Фью… – он засвистел. – До сих пор я не замечал у вас склонности к парадоксам. А где Андрей?
Митя сказал это с таким выражением, как будто не прошло и десяти минут, как он расстался с Андреем.
– Андрей? Он в Ленинграде?
– Как, вы не знаете?
– Почему же он не сообщил, что приедет?
– Понятия не имею! Да он здесь где-нибудь! Мы условились встретиться после доклада.
Сейчас я увижу Андрея! Это было так, словно я своей рукой мгновенно приоткрыла сердце, заглянула и поскорее отвернулась, чтобы не видеть всей той путаницы противоречивых чувств, которыми было полно мое сердце.
– Куда же он девался, не пойму, – оглядываясь, говорил между тем Митя. – Мы только что поздоровались, и Николай Васильевич объявил мой доклад. Я ничего толком и спросить не успел! Даже не знаю, где он остановился. Он спрашивал о вас, – вдруг вспомнил Митя. – Я же ему сказал, что вы на съезде, даже показал вашу записку. Неужели он не подошел к вам?
– Нет.
Я прошла вперед.
Митя догнал меня – это было на лестнице – и заглянул в лицо:
– Вы что-то скрываете от меня?
– Да нет же!
– Ну, так он ждет нас в вестибюле!
Но в вестибюле было пусто. Только Машка, стоявшая перед зеркалом, небрежно накинула макинтош на плечо и вышла, послав мне равнодушно-пренебрежительный взгляд.
– Ну, значит, он пошел прямо ко мне, – сказал Митя. – Он знает, что я живу в «Европейской».
Было еще совсем светло, когда мы вышли из Филармонии. Давно пора было кончиться белым ночам, и коренные ленинградцы считали, что они уже кончились. Но на улицах был еще неопределенный, рассеянный свет белых ночей, всегда казавшийся мне каким-то тревожным.
– Он очень похудел, вот что меня огорчило! Глаза огромные, шея тонкая, ежик торчит! Мне показалось, что он чем-то расстроен. Я спросил, и он ответил, что нет.
У подъезда «Европейской» стояли, громко разговаривая, врачи; один из них окликнул Митю, он отозвался, но не остановился, показав очень вежливо, что он не один.
– Простите, Танечка, я подойду к портье.
Портье сказал, что Митю спрашивали, но давно, днем, часа в четыре.
– Что за вздор! Куда же пропал Андрей?
– Может быть, он ждет вас в номере?
– Да нет же. Ключ у портье.
– Так, может быть, он зашел…
Митя сумрачно посмотрел на меня.
– Тоже нет. Она уехала в Москву, – не называя Глафиру Сергеевну, резко сказал он. – Ну что ж, подождем. Выпьем кофе.
Мы зашли в ресторан. Ничего особенного не было в том, что Андрей по какой-то причине, которая окажется, вероятно, совершенно ничтожной, ушел из Филармонии, не дождавшись брата. Но он не подошел ко мне – вот это было действительно странно.
– Знаете, какой у вас вид? – Митя сложил кулаки, как трубу. – Как будто вас приговорили к расстрелу. Какая вы милая! Вы так волнуетесь за Андрея? Вот я ему расскажу! А я выпил кофе и успокоился. Еще два стакана! – сказал он официантке.
– Спасибо, не хочу.
– Выпейте!
– Не могу, Дмитрий Дмитрич.
– Ну что ж, тогда один. – Официантка ушла. – У меня всегда появляется волчий аппетит от волнения. Нет, вот у вас какой вид, – сказал неожиданно Митя, – как будто вы прекрасно знаете, где он!
Это было сказано как раз в ту минуту, когда я подумала, что, может быть, мы с Андреем случайно разошлись в Филармонии и он поехал ко мне. Не удивительно, что я покраснела.
– Нет, не знаю. Но мне пора. Может быть, вы проводите меня, Дмитрий Дмитрич? Кстати, мы спросим, не заходил ли Андрей ко мне в общежитие.
Это нужно было сделать давным-давно – рассказать Мите о том, что произошло в Анзерском посаде. Это нужно было сделать в первый день, в первую минуту, когда я увидела Митю. Мне не пришлось бы теперь объяснять, почему Андрей не мог не заехать ко мне. «Так сделай это сейчас», – мысленно убеждала я себя. «Сейчас? Ни за что!»