Конечно, не был. Как «кто–то» может стать «просветленным»? Феномен может вообразить, что он просветлен или все что угодно еще, подобно тому как персонаж сновидения делает это во сне, в котором он сновидится. Но когда спящий просыпается, персонажи сна просто исчезают.
Если бы это была единственная чушь, которую говорят люди, насколько все было бы проще!
Даже Будда. По–моему, он это довольно часто повторял, но мало кто обращал внимание на его слова, зато часто читают то, что ему приписывается.
Он
Именно так. Как и никто другой — ни один другой «кто–то», если хочешь.
И это тоже, но это вторично. Если бы он ограничился только этим, это звучало бы неадекватно, а он вряд ли мог такое сделать.
Мой дорогой друг! Такое высказывание предполагает обособленное индивидуальное «я», обретающее или не обретающее некое «состояние ума». Доктрина, приписываемая Будде, указывает на то, что нет ни обособленного индивидуального «я», ни какого–либо «состояния» или любой другой концептуальной условности.
Ты что, никогда не читал «Алмазную сутру»? Если она для тебя слишком многословна, попробуй «Сутру Сердца». Они обе категоричны в данном аспекте, и буддийские сообщества каждый день повторяют «Сутру Сердца», иногда дважды в день.
Можно подумать, что ты приписываешь мне какое–то новое учение!
А как оно может существовать? Это так элементарно, что дальше некуда!
Ты когда–нибудь видел ребенка с игрушкой? Или собаку с костью? Это как банан для обезьяны.
Такова функция побрякушек — сфокусировать интерес и внимание.
Да, это символ, концептуальное изложение того, что они есть и что узнают, когда освободятся от своей воображаемой привязанности к феноменализму.
Напротив, пока оно у них есть, они никогда не найдутся.
Хуйхай «Великая Жемчужина» говорил это и многие другие до и после него.
Окончательная и абсолютная преграда. Согласно Хуйхаю, это последнее препятствие.
Оно представляет собой все, что они есть, когда больше нет никаких «их», чтобы быть чем–то!
Возможно, более опасная, чем большинство, чем любая другая. Если феномен может быть «просветленным», тогда «просветление» должно быть феноменально, как опьянение или любое другое психосоматическое состояние. Если оно не феноменально — а все, что это слово может означать метафизически, не феноменально, — тогда нет никакого индивидуального «я», чтобы его испытывать.
Детям нужны игрушки. Взрослым они нужны меньше. А зрелые не могут быть зрелыми, если вообще нуждаются в них.
Они могут понимать, что оно не есть и не не–есть, как любое другое понятие, и при этом говорить о нем, потому что таково социальное соглашение. Если они и говорят, они сами могут улыбаться. Это может даже приносить пользу.
Что, если видение, что не может быть никакого «тебя», чтобы быть просветленным, — это средство раскрытия того, на что вечно указывает этот сияющий и соблазнительный символ?
Если понять его неправильно, он может оказаться бедствием. Но понятый правильно, он почти попадает в точку!